Taizé

Вот уже какое-то время хочу заняться получением isbn, чтобы выложить текст на amazon. Но что-то никак не получается. На прошлой неделе в fb увидела ссылку на одну из песен Taize. Выложила ее талантливый иллюстратор, которую зовут Инга. Я думала, что она тоже была во Франции, в Taize, но, оказалось, что нет. И приняв мое предложение рассказать желающим об этом месте, решила выложить часть текста для ознакомления непосредственно с Taize. Точнее, середину моей повести;)Не буду тут рассказывать, что и к чему, главную информацию для себя о Taize найдет каждый. Но, определенно, читающим придется столкнутся с другими героями))) Просто они тоже были частью Taize.В общем, приятного чтения)))

Taizé.

День первый. 14 августа, 2005

Меня поглотило необыкновенное чувство, которое возникает в момент прикосновения к чему-то, что для тебя по-настоящему дорого. Чувство волнения, радости, свободы. Эти ощущения невозможно вызвать искусственно, скажем, какой-то покупкой или подарком. В такой момент ты понимаешь, что ощущал Джонатан Ливингстон, когда сумел совершить свой первый настоящий полет.  Вселенная вертелась во мне…

Захлебываясь эмоциями, я осмотрелась и вдруг остро ощутила, что никто не разделяет моей радости. Вокруг меня были уставшие люди с абсолютно безразличными лицами. А мне нужно было с кем-то поговорить. Даже если бы в автобусе собрались старожилы-паломники, дважды в год посещающие летние и зимние встречи Taizé, я все равно направилась бы именно к Еве.

Мы проезжали красивые, густо засаженные деревьями поселки, ухоженные поля, возле которых встречались каменные домики, для обитателей которых хотелось придумать историю.  Но мы ехали в Taizé для того, чтобы создать собственные истории. И я их помню, мне не хочется их забывать, потому что это часть меня. Потому что, забыть историю – потерять себя.

Вот так закончилась первая часть путешествия, и начался долгожданный отдых.

Повернув возле указателя «Taizé», автобус ехал по извилистой дороге, ведущей к экуменической общине, которую более шестидесяти лет назад  основал брат Роже Шютц из Швейцарии в поселке Taizé. Община так и была названа. Здесь мы и провели семь дней  в середине августа 2005 года.

Автобус остановился на открытом паркинге. Было жарко и ветрено. Впрочем, это длилось недолго, все последующие дни мы могли только мечтать о том, чтобы одеть то, что обычно надевают летом.

Забрав свои чемоданы, мы отправились под один из огромных навесов, которые в Taizé использовались как места для завтрака, обеда, полдника, ужина, общих встреч. Там же находились низенькие скамеечки, на которых мы и разместились. Чаще всего они расположены квадратом, чтобы люди имели возможность общаться, как во время трапезы, так и во время посещения групп общения.

Если стать спиной к навесу, то напротив видишь небольшие домики, в которых проходят встречи с кураторами (курирующих, соответственно, какую-то страну). В них также стояли лавочки, и это вся мебель, которую можно увидеть. Слева от тента, под которым мы стояли, был довольно большой деревянный навес, обозначенный на карте лагеря как Picnics, под которым проходит раздача еды. Справа от него еще один. Это, пожалуй, самый большой навес, где могут разместиться паломники. Если идти между этими двумя навесами через арку с небольшой колокольней, можно пройти еще к одному месту проведения трапезы. В большинстве случаев  именно там мы и обедали. Недалеко от этого места расположена La morada, камера хранения, где каждый мог оставить что-то, что не считал нужным хранить в  домике. Также там находится Information, где можно получить любую информацию, касающуюся жизни лагеря.

Каждому был вручен пакет с распечатками, которые облегчают новичкам пребывание в лагере. Изначально даже глядя в карту, не можешь понять, что и где. Но, освоившись, можно ходить по лагерю с закрытыми глазами.

А пока что все сидели под тентом и ждали брата Донаха.

Я вдруг поняла, что помню здесь абсолютно все. Каждую улицу, каждый поворот. Мне хотелось пойти на вечернюю молитву, спуститься в Silence Hill, пойти вечером в Oyak.  Включится в жизнь  Taizé.

 Вдруг ко мне подошел Никита и надел мне на голову свою панаму:

– У тебя такой вид, будто ты три ночи не спала, – сказал он, смеясь.

– Можно подумать! И не обязательно так громко об этом говорить, – ответила я, натягивая панаму на глаза, – не нравятся моя прическа? Может, нужно было вымыть волосы на паркинге, в Германии?!

– Ну, что ты! Просто они выглядят так, будто ты их три дня не расчесывала.

– Ник, отвали, ладно? – Он даже не обиделся. И почему именно три дня?

Ему было смешно… Но, что поделаешь? Ведь все это действительно было смешно, так как три ночи в автобусе дали о себе знать. Я отошла и села возле Леши. Он улыбнулся:

– Прикольная панама. Только, кажется, она не твоя.

– Да, не моя. И, вообще, я ее не надевала. Это сделал Никита, утверждая, что у меня не мытые волосы! Это правда?

– Не говори глупости, ты хорошо выглядишь, и волосы тоже. – Я уже говорила, что Леша просто образец учтивости?

Я отдала панаму Никите, и продолжила беседу с Лешей.

– Что вообще за наглость? Я понимаю, что мы все устали, но меня это раздражает.

– Не обращай внимания, дело ведь не в панаме, правда?

– Правда. Как ты только догадался? –  насмешливо заметила я.

– Если тебя это смущает, могу дать свою бейсболку.

 Я засмеялась.

 Минут через десять пришел брат Донах. Он ни капли не изменился с тех пор, как я увидела его впервые два года назад. Открытый, вежливый, готовый выслушать все вопросы и дать вразумительные ответы. Многие, возможно, думали, что здесь, в Taizé, братья одеваются так же, как обычно одеваются в монастырях. Но в повседневной жизни они одевались так же, как мы, в обычную одежду. Только во время молитвы братья надевали белые ризы.

Рассказав коротко о том, чем занимаются люди, приезжающие в Taizé, какой здесь распорядок, он спросил, есть ли желающие стать contact person. Постепенно нашлись активисты, желающие не только быть contact person, но и поучаствовать в жизни лагеря. Пожелав нам хорошего отдыха, брат Донах рассказал, где его можно найти и просил не стесняясь обращаться по любым вопросам.

Мне так ни разу и не довелось пообщаться с ним, хотя желание было. Хотелось знать, что привело его в Taizé, и как изменилась его жизнь, после прихода в это место. Но такие вопросы казались слишком личными. Мне всегда казалось, что позволяя задавать такие вопросы, человек впускает тебя в личное пространство, открывается перед тобой. И такую откровенность сложно принять, сегодня далеко не многие люди способны на это.

Руководители группы рассказали, где мы будем жить, и все пошли за вещами, которые оставили под церковью, будучи уверенными, что с ними ничего не случится. Так и было. Хотя  никто не утверждает, что вещи всегда будут в целости и сохранности. Но как же быть с доверием?

Доверие – одно из правил жизни в Taizé. Это основа Taizé.

Я и Ева были раздосадованы тем, что мальчиков поселили на улице, где раньше жили мы. И, по правде сказать, их улица была асфальтирована, в отличие от нашей. Их улица… Нет, наша бывшая улица была очень оживленной за счет того, что на правой стороне  домики были  двухэтажные. Вторые этажи были надстроены, и подняться можно было по отдельной  лестнице. На левой стороне улицы были веранды, защищающие от солнца. 

В общем, позавидовав немного, мы успокоились и начали искать преимущества своей новой улицы. Жили мы по соседству, дорога не заасфальтирована, нет веранд. Зато напротив половина домиков не была заселена, и мы могли пользоваться прикрепленными к ним розетками, когда нам было угодно. Кстати, о розетках. В Taizé, скорее всего, из соображений безопасности, в домиках нет розеток, и во время трапезы всегда пользуются исключительно ложками. Зная об этом, мы взяли с собой переноски и тройники. Техника развивается, и подзарядки мобильного было уже недостаточно. Теперь зарядки требовали плейеры, фотоаппараты, аккумуляторы. Кроме того, у нас имелся маленький чайничек (я уже не говорю о дорожных утюгах и фенах). И нас довольно часто просили все это выключать, так как все могли остаться без электричества.

Это было первое преимущество. Второе, это то, что мальчики, все равно, приходили к нам в гости. Третье – в начале нашей улицы жили албанцы, которые приезжают в Taizé каждое лето, в то же время, что и мы (и, судя по нашим случайным встречам в Милане и Женеве, каждую зиму). Надо уточнить, что это были два албанца, которых я и Ева помнили еще с первого раза и втайне надеялись, что они тоже приедут. Они стали мега-звездами в Oyak, где закатывали такие гитарные концерты, что просто дух захватывало! Было еще и четвертое преимущество, которое не имело ко мне никакого отношения, но для Евы оно стало первым и единственным. Завтра мы с ним познакомимся. Хотя, хорошенько подумав, я прихожу к выводу, что он и ко мне имел отношение, так как несколько раз в день Ева изливала мне душу, а я невольно задумывалась над тем, что все это в один прекрасный день закончится. Закончатся отношения, но останутся чувства… В общем, каждый из нас обзавелся своим собственным недоразумением!

 А пока что мы располагались. Я, как и хотела, заняла место, подальше от двери, Даша также заняла нижнюю кровать, справа от меня. Ева и моя сестра заняли верхние кровати. Вещи складывать некуда, так что чемодан служил и шкафом, и импровизированным столиком. Лично меня это нисколько не смущало, так как я уходила утром и возвращалась поздним вечером, а то и очень поздним вечером. Только изредка заходила переодеться или выложить сувениры, купленные в Exposition, местном сувенирном магазине, где абсолютно все было сделано братьями из Taizé.

Наспех побросав вещи, я пошла в душ (или просто WC). WC в Taizé много: они примыкают к домикам на каждой улице. Напряжно только в первый день, так как с самого утра в Taizé приезжают сотни паломников, которых нужно расселить.  И, кстати, спальники мы брали с собой не просто так – в Taizé каждый приезжает со своей подушкой и одеялом. А что может быть легче и практичней спальника?

Простота – это также основа Taizé.

После душа очень захотелось спать, но я помнила, что здесь мы будем всего лишь семь дней и каждую минуту нужно провести с пользой. Кое-как высушив волосы под солнцем, я принялась изучать письмо брата Роже «И настанет мир», по которому нужно было выбрать для себя тему и определиться в «meeting-group». Через несколько минут пришла Мила и раздала нам карточки с датой и временем  обедов и ужинов. Разноцветные карточки, с незамысловатыми рисуночками, они мне нравились.

Время очень быстро проходит в дорогих нам местах. А это место было дорого  мне, так что время мчалось как Мика Хаккинен по Монте-Карло. Настало время ужина.

Еда в Taizé, по большей части, постная. Помимо основной еды, всегда есть йогурты, пудинги, фрукты, сыр, печенье. Воду можно набирать под навесом, где установлены маленькие ручные бюветики с родниковой водой, которая проведена по всей территории Taizé, не исключая душевые. Поужинав, мы вернулись домой и ждали вечерней молитвы, на которую нужно было обязательно сходить, чтобы полностью почувствовать, что Taizé это не сон. В половине девятого начали бить в колокола, что означало начало молитвы.

Здесь все очень слажено и продумано для того, чтобы паломники чувствовали себя удобно и могли отдохнуть от забот и тягот. Это неоспоримое преимущество Taizé  – возможность отдохнуть душой. Это нельзя назвать  стремлением сбежать от проблем, здесь происходит переосмысление всего того, что ты пытаешься оставить, уезжая в Taizé.  Конечно, некоторым это сложно понять, хотя бы потому, что сюда приезжают школьники, начиная с 14 лет и студенты.  Не могу говорить за других, но я никогда не возвращалась из Taizé не разобравшись в себе.

Все здесь было понятно. И только церковь вызывала удивление. Действительно, глядя на это строение, сложно представить, что это и есть церковь. Однако, заметив несколько куполов, на крыше деревянного здания, соглашаешься. Впервые приехав в Taizé, я не могла понять, каким образом в церкви могут поместиться несколько тысяч человек? Все оказалось довольно просто. Внутри –  огромный зал, построенный с небольшим наклоном. Алтарь украшен множеством свечей. С потолка до пола свисает красная ткань. Пол застелен кавролином, на нем и сидят.  Заходить в церковь с оголенными плечами нежелательно, поэтому при входе стопками лежат накидки. Также, заходя в церковь, каждый берет песенник. Мы всегда приходили к началу молитвы и всегда садились в центре, чтобы видеть всю церковь, братьев и паломников. Тем летом, а точнее в ту неделю, в Taizé было около двух с половиной тысяч людей.

Мы зашли в церковь, когда многие уже заняли места. Братья, одетые в белое, сидят ближе к алтарю, огражденные от общего зала низеньким декоративным заборчиком. В глубине - основатель общины – брат Роже, окруженный детьми. На электронном табло номера песен из песенника. Один из хористов начинает петь «Alleluia», после – поют паломники. Молитва сопровождается тихой и очень мелодичной музыкой.

 Для меня всегда был важен этот момент – услышать голоса тысячи людей, пришедших на молитву. Это что-то необыкновенное, неповторимое и незабываемое. В середине молитвы всегда дается пять минут тишины, и у каждого есть время помолчать и подумать. Иногда мне казалось, будто пять минут переходят в вечность, и тогда можно понять, простить, осознать. Думаю,  за пять минут в человеке, порой, может не просто что-то измениться, а перевернуться все его сознание.

Сегодня мне этого очень не хватает, ведь иногда мы просто не понимаем, что каждому человеку нужно уединение, личные пять минут тишины и покоя.

Молитва длится около часа. Мы уходим немного раньше.

В тот вечер мы собирались в Oyak.

 – Ты сделала ISIC? Если будем покупать вино в Oyak, нас обязательно попросят показать студенческий, – спросила я у Евы.

– ISIC не успела сделать, но есть студенческий, там указан возраст. Так что, все ок. Как думаешь, албанцы будут?

– Думаю, точно будут. Как же без них?

Было уже начало десятого, когда мы вышли на улицу. Нашим ребятам в Oyak не понравилось, и они быстро ретировались. Я и Ева направились в местный магазинчик, где можно было купить мороженое, чипсы, шоколад, чай, кофе и прочие съедобные мелочи, без которых не мыслим вечер для молодежи. Вино продается на розлив, в прозрачных, пластиковых стаканчиках, не больше 150 грамм (вино делают в Taizé).

– Хочется красного. Ты какое будешь? – спросила Ева.

– Тоже красное.

Наша очередь продвигалась. За прилавком стояла девушка-волонтер, которая пристально разглядывала каждого, кто заказывал вино.

– How old are you?– спросила барышня, окидывая меня пронзительным и недоверчивым взглядом. И судя по этому взгляду, я явно не дотягивала до совершеннолетней. Приятно!

– I’m 21, – и это была чистая правда!

– Can you show me your student card? – Она не унималась, наверняка думала, что я хочу ее обмануть.

– Yes!– Я демонстративно положила на стол международный студенческий, со своей милой фотографией (благо, в ISIC можно вклеить фотографию, на которой ты себе нравишься). – Is it ok?– Все тем же мелодичным голосом спросила я.

– Sure. Red or white?– тем же тоном ответила девушка-волонтер.

– Red, please… Thank you.– Я многозначительно оглянулась на Еву, которая уже достала свой студенческий и тихонько хихикала.

Мы вышли на улицу, где в разных углах уже слышна музыка гитаристов.

– Ты, что, специально хотела ее позлить?

– Нет, просто она думала, что я хочу ее обмануть! Там полно малолеток, а возраст только у меня спросила.

– Они же не заказывали вино…

– Может, и не заказывали. Я не видела.

– Память у них фотографическая, второй раз вина точно не нальют.

– Мне и этого достаточно. 

Вот так, прохаживаясь по Oyak, мы искали свободное местечко, но, как и следовало ожидать, народу собралось столько, что яблоку негде было упасть.

Сотни людей пришли в Oyak, чтобы окунуться в атмосферу интернационального праздника. Мы присели на лавочку, чтобы вдоволь насмотреться на поток молодежи, ищущей музыкальный уголок по интересам, и оказались в эпицентре движения. Народ двигался в разных направлениях, кто по двое, кто компаниями. Отовсюду были слышны приветствия, восклицания. Было очень шумно. И дело даже не в том, что говорили громко, шум, казалось, усиливался от того, что все говорили на разных языках. Вот прошла компания французов, рядом присели румыны, что-то напевая, прогуливались итальянцы. Мы решили найти хоть какую-то часть своей группы, и пошли между круглыми, высокими столиками, которые расположены возле магазина. О, это было что-то! Польский, испанский, немецкий, сербский, английский и другие, неразличимые для меня языки. Свернув на открытую площадку, где, собственно, и собирались гитаристы, мы прохаживались и слушали, где что поют. Пели в основном по-английски. Это напоминало международное гулянье, с музыкой, песнями, танцами.

Но это был наш первый день в Taizé, и желание лечь спать пересилило желание петь и искать старых знакомых. Первая волна адреналина Oyak прошла. Мы пошли к своему домику по аллее, вдоль которой вместо лавочек лежат бревна когда-то спиленных деревьев. За аллеей расположился палаточный городок, где в большинстве своем жили итальянцы и испанцы. Множество палаток посреди поля, или, как их называют в Taizé, – тенты. Нам ни разу не довелось спать в тентах, но многие об этом мечтали.

В те минуты больше всего на свете я хотела оказаться в горизонтальном положении и уснуть крепким сладким сном.

А в нашем жилище спать никто не собирался. Самые активные предложили отметить приезд легким ужином из того, что осталось не съеденным в автобусе. Поставив несколько чемоданов в конце домика (то есть, возле моей кровати), и наспех накрыв «столик» салфетками, был организован фуршет. Ни о чем конкретном мы не говорили. Наверно, еще раз пытались запомнить, как кого зовут и много шутили.  После чего, самая активная и непредсказуемая девушка Илона предложила быстро все убрать и лечь спать. То есть, сразу лечь и уснуть крепким сном младенцев. Я была не против, зная из собственного опыта, как обычно все ложатся спать в Taizé: кто-то раньше, кто-то позже, кто-то на ощупь. Свет выключался окончательно, когда большинство обитателей домика принимало такое  решение. А в тот день, учитывая, как все намаялись в автобусе, решение было единогласным:

– Серьезно, девчонки, ложимся спать и действительно спим, – предложение звучало категорично, и это обнадеживало, – никаких туалетов, покурить, попить и прочее, ок?

Пока все устраивались на кроватях, мы с Евой решали, когда встать:

– Так, утренняя молитва в 8:15, потом завтрак. Встаем около восьми?

– Да, если встанем, – ответила я, зевая, – забавно будет посмотреть на лица девчонок завтра утром, когда нас всех кое-кто разбудит, – хихикая, я вспоминала, как оно бывает по утрам в Taizé. – Группа общения в десять?

– Да, и не известно во сколько закончится. Сначала же знакомство и распределение.

– Ну да, точно. Ты тему выбрала?

– Почти, пока не определилась. А ты?

– Вроде да. Утром еще раз просмотрю.

– Тогда, спокойной ночи.

– И тебе, спокойной ночи. Наконец-то, горизонтальное положение!

– Так, все, я выключаю свет! – сообщила Илона.

Боже, как же это приятно – спать в кровати, а не в кресле автобуса!

О, стоп! Немного о тех, кто будит нас утром и укладывает спать поздно вечером. Эти люди еще не сказали нам «Good night!». Это особые, «любимые» всеми  волонтеры, которые следят за моральным порядком в Taizé. Они заинтересовали  меня  еще в первую поездку, точнее даже до приезда в Taizé. Приехав в лагерь, каждый будет иметь возможность с ними познакомиться. Они появляются неожиданно. Задача их проста: быть бдительными днем и ночью. Выполнение же своих обязанностей они начинают с раннего утра, а заканчивают поздним вечером. Утром выглядит это следующим образом. Стук в дверь:

– Good morning! It’s time to go to the church!

– Кто это? Уже надо вставать? Так рано!!! Половина восьмого!!! Да, да, мы уже собираемся… – так обычно звучит ответ, причем на любом языке, так как  спросонья не очень-то поговоришь по-английски.

После посещения душевой кто-то пытается снова лечь спать, забыв, что волонтеры могут сидеть напротив твоего домика и следить,  все ли добросовестно выполняют расписание. Можно сослаться на головную боль, и если быть слишком убедительным, можно попасть в El Abiodh, местный медпункт. Если все же успеть на утреннюю молитву и завтрак, можно ждать новых друзей к десяти утра, так как в это время большинство идут на meeting-group. Отвязаться от них сложно, а грубить не рекомендуется. Лучше познакомиться и предложить пойти на встречи вместе. Кроме того, стоит помнить, что в жилищах Taizé двери не запираются. Невозможно научиться доверять друг другу, закрывая двери. И я имею в виду не только простую деревянную дверь…

Пик знакомства с этими людьми приходится на вечер, откуда и пошло их прозвище – гуд-найты. Начинают они свой обход около одиннадцати ночи, когда жизнь в Oyak кипит и бурлит. Они подходят к каждой компании и говорят:

– It’s late, you have must go to sleep now.

Конечно, при этом они мило улыбаются, но всем понятно – это простая учтивость, пора расходиться. Едва кто-то успевает дочистить зубы, выходя из душевой, слышит неизменное:

–You have must go to sleep. Good night!

Даже если стоять в пижаме возле дверей домика, они все равно подойдут и пожелают спокойной ночи, не без намека, что пора спать.

Я уже засыпала, когда услышала, что стучат в соседнюю дверь:

– It’s time to sleep, good night!

Гуд-найты! Я по ним скучала.

День второй. 15 августа, 2005

Meeting-group.

Этот день я помню. Насыщенный событиями солнечный день.

Каюсь, молитву мы проспали. Гуд-найты обошли наш домик стороной, и появилась возможность еще хоть немного поспать.

Даша оказалась более активной, и к тому времени, когда я еле сползала с кровати, она уже была готова идти на завтрак.

– Доброе утро! Сколько можно спать, давайте вставайте! –  Этот звонкий голос заставил окончательно проснуться.

– Доброе утро! И давно ты встала? – спросила я, вспоминая, где лежит моя зубная щетка.

– Не очень, но уже успела одеться и умыться. Кстати, на улице прохладно.

Посмотрев на улицу, мне показалось странным, что там может быть «прохладно», когда светит такое яркое солнце. Но, переступив порог домика, я поняла, что на улице не просто «прохладно», а по моим меркам – холодно. Пришлось надеть куртку и быстрым шагом направится в WC.

– Брр! И стоило тащить с собой столько летних шмоток, если будет так холодно!

– Ну, не так уж и холодно, – заметила Ева, – думаю, к обеду будет теплее.

Я всегда удивлялась ее умению быть чрезвычайно спокойной, я бы даже сказала – слегка холодной. Никогда не могла понять, как она относится ко мне или к другим нашим общим приятелям, не могла понять, какое место мы  занимаем в ее жизни (и занимаем ли вообще). Дело не в том, что она неискренняя, просто складывалось впечатление, что ей все равно. Она воспитана в интеллигентной семье, и ее сдержанное поведение создавало впечатление взвешенности каждого поступка или действия, но в этом заключалась ее харизма. Да, зная Еву столько лет, я могу  сказать, что она обладала скрытой харизмой. Но она бывала и беспокойной, что непременно отражалось на ее лице: взгляд немного из-подо лба и красиво изогнутые тонкие брови  а-ля Николь Кидман.

– Надеюсь…– пробормотала я, – идем на завтрак?

– Какао и хрустящая булочка с маслом? Ммм…

– О, да. И маленькая шоколадка.

– А потом к автоматам с водой? –Это уже была традиция.

– А то!

Все странно на нас смотрели. Добро пожаловать в Taizé!

Площадь перед тентом Picnic’s напоминала фан-зону концертного зала. Новичков это могло шокировать. Продвигаясь довольно быстрыми темпами, мы дошли до ребят, которые сегодня дежурили во время трапезы. Уж не знаю, из какой они страны (а как показывает практика, все четыре-пять человек раздающие завтрак в каждой из нескольких очередей могли быть из любого уголка Европы), но говорили они всегда одинаково: «Morning!» и приветливо улыбались. Мы же, в свою очередь, нараспев повторяли каждой утро: «Thank you!», «Have a nice day!» и, «не снимая» улыбку, продвигались к парню, который разливал какао. Наконец-то!

Тенты потихоньку заполнялись; люди старались не столкнуться друг с другом, подыскивая свободное место. Такую трапезу я видела только в Taizé.

Удачно полавировав  по Picnic’s и ничего не разлив, мы дошли до излюбленного места, и расселись на скамеечках. Застегнув куртку доверху, обмотавшись легким палантином, я была рада согреться и теплым какао. Согрелась я быстро, так как, в соответствии с прогнозом Евы, солнце пригрело. Появилась надежда на теплый солнечный день.

– Я, кажется, придумала, что делать с этим маслом, – кусочек масла был аккуратно завернут,  и напоминал тонкий спичечный коробок. Как его намазать на булку, не имея подручных средств, было загадкой, но идея Евы оказалась очень кстати, – можно разломать круассан и размазать масло с помощью бумаги…

– А я кусаю круассан, предварительно вымазав его в масле… Но твой способ мне нравится больше, хоть руки не пачкаются. Если приедем через год, может еще какой-то вариант появится.

– Да, будут выдавать инструкцию по эксплуатации нашего завтрака, – было трудно сдержаться от смеха, пришлось быстро дожевывать, чтобы не подавиться.

– Инструкцию!!! – Ну это было очень смешно! – Запатентовать не хочешь?

– Будешь моим юристом? – Понятие «я юрист» смешили меня уже пятый год, иногда до истерики.

Быстро допив утренний напиток, мы ушли к Oyak, чтобы купить воды и идти на «митинг».

– В прошлый раз у меня группа была очень странная, более того, я не понимала, о чем они говорят. Посмотрим, что будет в этот раз, – вспомнила я. Говорить о религии с абсолютно незнакомыми (да и со знакомыми, не близкими людьми), казалось слишком личным, но, возможно, это и есть первый шаг к преодолению религиозного барьера, который и был главной причиной приезда многих людей в Taizé.

Мы просто должны найти в себе нужные слова, чтобы говорить о вере и не лицемерить при этом.

– Да уж, год на год не приходится... Надо найти Дашку, а то она тут потеряется в первый раз. – Ева с Дашей выбрали тему «Мирное будущее» из Письма брата Роже, которое было написано в Лиссабоне, во время зимних встреч.

– Ок, а я пойду за сестрой, посмотрим, что из этого получится. Жаль, что выбрали разные темы, так бы в одной группе были.

– Все будет хорошо. Увидимся после митинга.

Мы шли к церкви, в которой произошли кое-какие перемены. Дело в том, что внутри встроены раздвижные стены, что позволяет разбить людей на группы (а поздней, на подгруппы) во время общих встреч. Это очень удобно, так как в Письме изложены несколько тем, и ознакомиться с ними одновременно не представляет возможности. Каждый выбрал то, чем склонен был поделиться с другими. Я искала табличку с номером нашей темы, проходя через один из созданных мини-залов, когда увидела Еву с Дашей среди других молодых людей, которые уже начали ознакомление с Письмом. Наша группа собралась в соседнем зале, и я была удивлена, что именно эту тему выбрала большая часть людей из нашего автобуса.

Как все это происходит? Один из братьев Taizé говорит в микрофон по-английски, кратко знакомя нас с Письмом и нашей темой. Интересуется, есть ли  вопросы, которые мы хотели бы обсудить на общей встрече, до раздела по мини-группам. Письмо переведено на 55 языков, что существенно облегчает ознакомление с текстом всех прибывших.

 Народ слегка был растерян. Мы подсели к Леше:

– Привет. Тоже выбрал эту тему? – спросила я шепотом.

– Привет. Да, знаешь, она для меня интересна. И другим, судя по всему, тоже. – Он намекал на присутствие наших ребят.

 Это выглядело странно, но предсказуемо: наша подгруппа сформировалась из 70% нашей же паломнической группы, что меня расстроило. Большинству из нас было явно не по себе. Трудно было  говорить о вере и как-то высказывать свою точку зрения на вопрос: «Верю?».

Нужно обязательно найти контакт с представителями других конфессий.

Кроме нас в подгруппу попали две румынки и один португалец. Мы пошли искать место, где можно было бы разместиться и начать дискуссию.

Дискуссия не состоялась. Замкнутость и внутренний барьер так никто и не преодолел. Португалец решил все взять в свои руки и предложил свою кандидатуру в качестве contact person. Никто не возражал. Несмотря на то, что встреча была непродолжительной, я почти ничего не помню. Только одна фраза, произнесенная новоиспеченным contact person, врезалась в мою память: «Я приехал в Taizé, потому, что  я атеист». И снова я Алиса, попавшая в страну Чудес. Мысленно пожелав португальцу верить, я перестала слушать.

Для себя я  решила больше не посещать эту группу. Мне, в принципе, не хотелось идти и ни в какую другую группу. Но через пару дней получилось так, что я и Леша стали мини-группой, в которой главной темой стала необычная атмосфера в Taizé, влияние на нас этой общины. Мы говорили, говорили, говорили. Это было необходимостью…

Я ощутила облегчение, когда время общения подошло к концу.  В свое оправдание могу сказать, что на следующий год я и Ева снова приехали в Taizé. И тогда у меня была  потрясающая группа общения. Вместе со мной были еще два человека. С ними я проводила много времени: мы исправно ходили на митинг, гуляли, ходили вместе на молитву. Кроме нас в группе была сербка Смилья (самая активная, она стала нашей contact person), швейцарец (в Taizé он приехал с девушкой, и они жили в тенте) и парочка влюбленных из Польши. Я долго собиралась с духом, чтобы заговорить. Для меня было сложно преодолеть языковый барьер. По Письму мне было что сказать, и более того, мне хотелось говорить об этом. Мы нашли общий язык, религия для нас не была пустым звуком. Немного изменив выбранную тему, мы быстрее начали понимать друг друга и, что самое приятное, я могла рассказать о своей любви к искусству. В нашей группе все поддерживали один другого, мы уважали убеждения и взгляды друг друга, высказываемые во время встреч. Мне очень приятно вспоминать об этом, о моей лучшей группе общения, в середине июля, 2006 года.

Ах, да! Пора бы уделить внимание человеку, который  пару дней назад появился в моей жизни в качестве нового друга. Я вовсе не потеряла Никиту из виду, просто у нас были разные цели приезда в Taizé. В первой половине дня мы почти не виделись. Но я весь день помнила, что сегодня у него День Рождения. Возможно, я не могла подобрать нужных слов. Весь день еще впереди, успею.

Сегодня мне кажется, что столько всего не могло произойти за семь дней. Но, бывает так, что самое важное случается очень быстро, неожиданно, непредсказуемо, необратимо.

Время близилось к обеду.

После митинга Ева выглядела странно. Нет, не так. В ее взгляде  что-то поменялось, заулыбалось, заискрилось. И было заметно, что она хочет мне что-то рассказать. Меня же занимал другой вопрос:

– У Никиты сегодня День Рождения, – рассеянно, начала я.

– Помню. Ты его уже поздравила?

– Нет. Не было возможности.

– Или желания? – У Евы сверкали глаза, и улыбалась она как-то загадочно.

– Честно? Пока что ни того, ни другого. И, вообще, я пережила разочарование в моей группе общения! Никите же вообще не интересны эти группы! А как твоя группа, кстати? – наконец-то спросила я у Евы, которая, вроде бы вообще меня не слушала.

– В моей группе есть очень интересный парень из Румынии… – Она выдала это на одном дыхании.

–  Какой? – Мы присели на ступеньки соседнего домика, и пили горячий шоколад (этот гадкий полуфабрикат Ева, в Taizé всегда брала пачками). Кстати, хочу заметить, что, реализуя двухнедельную свободу, мы любили садиться в любом месте:  на ступеньках, на бордюре, прямо на  булыжниках дороги. Выглядело это довольно художественно, и в Европе не вызывало никакого удивления или порицания.

– Мы с Дашкой сидели на собрании общей группы. Там я его и увидела. Когда началось разделение на подгруппы, оказалось, что пара итальянцев не говорит по-английски, и он вызвался быть их переводчиком, так как знает и итальянский, и английский…

– Полиглот? Жаль, что только по-русски не говорит, ты это хотела сказать?

– Еще бы… Но по-русски он точно не говорит. В общем, группа еще не была заполнена и я вскочила. Дашка со мной. Вот так мы оказались в одной группе.

– Очень романтично.  Как его зовут?

– Алекс.

– Это же не полное имя? Кстати, странное имя, как для Румынии.

– Полное, наверно, Александр. Это пока не важно.

– Я так и подумала… – Мы продолжали хихикать. Ева  взахлеб рассказывала о красавчике Алексе. Мне было весьма любопытно, так как она не могла заинтересоваться первым попавшимся парнем, которого увидела в толпе, и в придачу ко всему пытаться попасть с ним в одну группу. Да и вообще, я ее такой никогда не видела.

– К нам присоединились трое ребят из России…

– Так, это не интересно…

– Ну, тогда я просто в восторге! Он хорошо говорит и переводит. Да, он еще немного по-французски говорит.

– Кто бы сомневался! Ну, а какой он?

– Чуть выше меня, с кудрявыми темными волосами и тонкой косичкой справа. Красавчик!

– Понятно. Я так понимаю, что он умный красавчик, который любит «Звездные войны»?

– Возможно!

Потом подошла Даша, заявив, что Алекс и ей понравился. Но так как мы знали, что Даше нравятся многие и все сразу, с Алексом у нее ничего бы не получилось. Однозначно. Было решено, что с Алексом больше шансов у Евы. И она так вдохновилась  этим тонким ароматом влюбленности, что я и сама зарядилась ее  энергией. Казалось, нет невозможного! И все мы тогда напевали песенку Фрэнка Синатры  «I love you baby!..». И пели птички, и цвели цветы, светило солнце и мы, в конце концов, были во Франции!

После обеда снова собирались подгруппы. Я никуда не пошла, в отличии от Евы, которая  жаждала послеобеденного митинга.

Солнце еще пригревало, когда я отправилась на поиски свободной розетки, чтобы подзарядить мобилку. Припоминая, на каких домиках они могли быть, я подошла к началу улицы, от которой тянулись две дороги: одна вела к нашим ребятам, другая – к нам.  Возле одного домика я и нашла то, что искала. Подходя ближе, я услышала звуки гитары и очень знакомый хриплый низкий голос гитариста. Глядя на маленькую веранду, я увидела высокого крупного парня, в котором сразу узнала того самого албанца, который два года назад играл под нашими домиками «Калинку-малинку», любуясь на танцующую девушку из нашей группы. Он почти не изменился: очень короткие  светлые волосы, короткие бакенбарды, тот же замечательный голос. С ним был его друг ростом поменьше, черненький, с короткой бородкой и искорками в глазах. Без них вечера в Oyak были бы очень скучны. Они о чем-то говорили, что-то напевали. Вокруг больше никого не было. Я же, заметив их, замедлила шаг, насколько это было возможно.

– Hi! – Услышав низкий  хриплый голос, я чуть не споткнулась, настолько это было неожиданно. Хотя было бы странным не поздороваться, особенно в таком месте как Taizé, где все друг с другом здоровались, не будучи при этом знакомы.

– Hello! – ответила я, как ни в чем не бывало, а у самой аж сердце екнуло!

Поставив телефон на зарядку, я присела под домиком, облокотившись о деревянную стенку и начала читать книгу, а точнее, делать вид, будто читаю. На самом деле, мне хотелось послушать гитару. Сложно вспомнить, что они играли. В принципе, это было не важно, играли они очень хорошо.

Через полчаса, прослушав мини-концерт, я встретила Еву с Дашей и мы вместе пошли к нашему жилищу.

– А ты видела, кто сидит возле того домика? – спросила Ева.

– А то! Я тут, между прочим, уже полчаса тусуюсь. Если бы ты слышала, каким голосом он со мной поздоровался…

– Очень мило! Такой же хрипловатый голос?

– Да! Сегодня мы в любом случае пойдем в Oyak!

– Пойдем-пойдем. А как же День Рождения?

– Какой День Рождения? – спросила Даша.

– День Рождения Никиты. Ты, что, не знала?

– А, точно. Сашка говорил. А почему ты не хочешь идти? Он тебя вообще пригласил? – Хороший вопрос.

–  Кажется, нет.

– Ну, вот и все! Твоя совесть чиста! – Вот теперь я была уверенна, что вечером мы пойдем в Oyak, а компания, отмечающая ДР Никиты, не особо любила это место. Для меня же это было важнее, да и интуиция подсказывала, что не моя это компания, у нас кардинально не совпадали представления о хорошем отдыхе.

– Мне просто не хочется туда идти. Правда, не хочется. Да и потом, я терпеть не могу такие «отмечания», это не мое.

– Да уж, наверное, ты права. Ладно, каждый поступает так, как ему хочется. А еще я думаю, что Дашка нравится Саше и Леше. – Даша в это время отошла к компании других девчонок, и мы заговорили о том, что уже пару дней наблюдаем этот треугольник.

– В том-то и проблема. Ладно, посмотрим, что будет дальше. Кто первый шаг сделает… Ну, чего ты не рассказываешь, как прошел митинг?

– Первый шаг? Знаешь, для меня этот вопрос уже не особо актуален. – Ты будешь смеяться… У Алекса есть девушка.

– Ооо!!!

Мы посмотрели друг на друга и, правда, начали смеяться. Ну, действительно, это было очень смешно. Почему, именно во Франции, в Taizé, именно этим летом, нам понравились парни, у которых есть девушки? Смешно. И мы смеялись:

– Ну, она, же далеко, где-то, в Румынии, как и подружка Никиты!

– Где? Тоже в Румынии?! – На нас уже оглядывались люди…

– Было бы неплохо! Но это еще ничего! Я говорила, что она будет в Париже в тот же день, что и мы?!

– А я говорила, что девушка Алекса приехала вместе с ним?!

Стоит ли описывать, какая началась истерика? Я чувствовала, что вот-вот польются слезы. Но мы, худо-бедно, продолжали этот абсурдный разговор:

– Приехала с ним? – медленно, с расстановкой переспросила я.

– Еще как приехала. Будь я его девушкой, тоже бы приехала!

–  Ну, зато ты знаешь врага в лицо!

– Я ее еще не видела.

– Все еще впереди. Хотя, может он ее прячет?

–  Хочешь сказать, стесняется? – Мы продолжали хохотать.

Потом Ева сказала:

– И, кстати, я уверенна, что никто и ничто не сможет переплюнуть кайф первого твоего свидания с Парижем!

 Это было мило с ее стороны.

– О, спасибо! Я это, вообще, к слову сказала, чтобы тебя рассмешить. Мне, на самом деле, вовсе не хочется никаких отношений, а уж тем более с парнем, которого ожидает самое романтичное свидание в мире. Было бы странным, приехав во Францию, завязать отношения с парнем из нашей группы, как думаешь? Хотя, чего я у тебя спрашиваю? – Новая волна смеха. – Так что, как говорит Даша, моя совесть чиста! Буду проводить вечера в Oyak и временами пить кофе с Никитой. А всю мою  любовь приберегу для него – для Парижа!

– За это и выпьем вечером! Но ты, правда, не забудь поздравить именинника!

Близилось время ужина и вечерней молитвы. Одевшись потеплее, мы пошли к Picnic's. После ужина, я, наконец-то, зашла к ребятам. Поздравив Ника с Днем Рождения, я спросила, как они собираются отмечать это событие.

– Мы еще точно не решили. Ты с нами?

– А кто еще будет, кроме тех, кого я знаю?

– Ой, я и сам не знаю. Но компания большая.

Большая компания? Нет, я ненавижу большие компании малознакомых людей.

– Знаешь, я не люблю большие сборища. Ты хоть знаком с теми, кто входит в эту веселую компанию?

– Конечно, нет!

– Я так и думала. И для чего тебе это?

– Как для чего? Будет весело!

Безнадежно посмотрев на него, я сдалась. Никакие аргументы не могли переубедить новоиспеченного восемнадцатилетнего парня провести вечер в Oyak.

– Тебе лишь бы весело было…

– Так, ты идешь с нами!

Он присел возле меня и продолжал уговаривать. Я слушала и невольно представляла себе, как это будет происходить. Ничего хорошего. А он все говорил и говорил, пока не вспомнил о Париже.

– Скорее бы 21 августа!

– А что 21 августа?

– Мы же будем в Париже!!!

– Точно! Ну, о Париже, я, конечно, помню, просто здесь я теряю контроль над временем.

– Я точно знаю, так как в этот день в Париже будет моя девушка.

 Как раз в этот момент кто-то зашел в комнату, чем я   воспользовалась.

Как ни странно, но я была уверенна, что уже завтра мы забудем об этом разговоре и, как ни в чем ни бывало, пойдем пить кофе.

 День второй. 15 августа, 2005

We do not need to go to sleep now!

Я шла в Oyak вместе с Евой:

– Чего молчишь? – спросила она.

– Да, так. Как ты и настаивала, я поздравила Ника и быстро ретировалась. У каждого свои тараканы в голове, ну ты знаешь.

– Ага. – Мы подходили к Oyak, когда Ева зафиксировав взгляд в одном направлении и как-то странно скривилась.

– Ты чего?

– Это Алекс, смотри.

– А, граф Дракула?

И я увидела невысокого парня, с кудрявыми темными каштановыми волосами и косичкой Джедая. Одет он был так же, как в Taizé одевались многие: джинсы, футболка, поверх которой была надета рубашка,  сумка через плечо.

– Ну, а чего скривилась?

– Рядом с ним… Видишь? Скорее всего, это его подружка.

 Я не смогла рассмотреть его настолько хорошо, чтобы понять какой он. Открытый, веселый, замкнутый, рассудительный, серьезный, скромный? Почему он понравился Еве? Потому что красивый? Обаятельный? Но этого мало. Думаю, он  просто притягивал ее как магнит.

А еще он выглядел уставшим. Рядом шла девушка, которая все время улыбалась и что-то ему говорила.  Наверняка, она умеет готовить дежурные блюда, подавать их любимому, стирать, убирать и ничего не требовать взамен. Скучно.

– Симпатичный.

– Симпатичный. И не один.

– Ева, она смотрится возле него как какое-то приложение. Как думаешь, почему они уходят из Oyak в самый разгар? Возможно, потому что он хочет от кого-то отделаться? – Да, вот такая стервозность  иногда на меня накатывает.

– Меня это не успокаивает.

– Меня тоже мало, что успокаивает… Мы вообще ни о нем, ни, тем более, о ней, ничего не знаем! Может, он вовсе не такой, как ты думаешь!.. Хотя, нет, это даже звучит неубедительно. – Ева покачала головой. – Значит так, мы пришли сюда, чтобы веселиться и отдыхать, выше нос!

– Поддерживаю!

– Сказала бы ты что-то другое!

Купив вина и еле-еле пробившись через толпы народу, мы выбрались на улицу и направились к открытой площадке Oyak. Ощущение дежавю: ну, как вчера! Чего там только не происходило. Народу было так много, что потеряться не составляло особого труда. Как всегда, было очень шумно. Где-то пели свои песни итальянцы, в другом месте большая компания изучала народные танцы, люди приходили, уходили, возвращались и снова уходили. Поток был непрерывен. Задержавшись возле одной большой компании, мы слушали волынку, на которой играл парень в килте. Засмотревшись на шотландца, мы не успели опомниться, как парни пригласили нас на танец. Скорее всего, они также приехали из Шотландии, так как взялись обучать желающих национальному танцу. Ребята были настроены дружелюбно, приветливо улыбались, так что отказать было  неудобно. Вдоволь натанцевавшись, мы, под предлогом, что хотим передохнуть, быстро ретировались. Пошли туда, откуда раздавались звуки гитары.

А гитаристы были везде. Наконец-то, мы увидели тех, кого искали. В принципе, найти их было несложно: идешь туда, где больше всего людей, где громче всех поют, и  поют песни, проверенные временем. Мы вежливо, насколько это было возможно, протискивались в центр, поближе к музыкантам, делая вид, что это вполне нормально. В центре круга мы оказались как раз тогда, когда исполнялся хит пятидесятых Los Lobos «La bamba». Что тут можно сказать? Для меня эта песня всегда будет ассоциироваться с Taizé. Все ее знали, все пели, все танцевали и были в восторге! Далее непрерывно пелись известные песни, многие из них я не знала, и это помогало участвовать во всеобщем веселье.

Помню, пели песню «Guns N' Roses», мега-хит всех времен и народов «Knockin' On Heaven's Door». Помню, как все визжали от восторга, услышав первые строки: «Mama, take this badge off of me…». Ребята, подхватывая слова, плавно раскачиваясь из стороны в сторону, мелодично выводили: «Knock.. knock.. knocking on heaven's door…», а мы вторили им, обнявшись.

Особое впечатление на меня произвела песня «Lemon tree», группы «Fool's garden».  Слушая ее  позже, я все больше убеждалась, что лимонное дерево, это вовсе не дерево, а что-то, что мешает нам видеть то, что нам очень нужно и важно. Символическое дерево, привкус горечи лимона - привкус  неиспользованных возможностей и сожалений. 

I'm driving around in my car

I'm driving too fast

I'm driving too far

I'd like to change my point of view

I feel so lonely

I'm waiting for you

But nothing ever happens and I wonder.

Я еду далеко, очень далеко. Мне, действительно, одиноко и я жду, когда кто-то придет. Только есть вопрос: кто придет? Или, может, что? И, пока я не приехала сюда, ничего не происходило. А почему? Потому что, замкнувшись в своем маленьком мирке, мы потихоньку выращиваем свое лимонное дерево, лелеем его и удобряем. Но:

Isolation is not good for me

Isolation I don't want to sit on the lemon-tree. 

Быть в одиночестве нехорошо. 

Нельзя, невозможно ограничиться лимонным деревом.

Я здесь для того, чтобы выкорчевать свое лимонное дерево. Именно так.

Было еще много песен. Они  заполнили что-то внутри каждого из нас настолько плотно, что осталось даже чувство пресыщения. 

Была и тройка лидеров: «Save Tonight» группы «Eagle Eye Cherry» (песня, которую я хочу оставить на последний день в Taizé); лидеры брит-попа «Oasis» и их платиновая «Чудная неприступная стена» – «Wonderwall». Очень символично: почему бы не усложнить себе жизнь такой прекрасной стеной? Ведь мы не ищем легких путей. Я обожаю эту песню!

Мы пели, вливаясь в общий хор, надрывая голосовые связки, и казалось, что ничего лучше быть не может. 

Кто-то может спросить: какие самые яркие, а, может даже, счастливые моменты в твоей жизни? Для меня эти моменты связаны с Taizé. Как этот вот вечер,  один из самых счастливых, проведенных в Taizé

Гуд-найты начали свой обход около одиннадцати часов (четко  по расписанию). Народ потихоньку начал расходиться. Но наш концерт продолжался Два часа  издевательств над своим горлом не прошли бесследно. ..  Петь я уже не могла. Но стоя, скажем так, в первых рядах, из уважения к гитаристам, нужно было подпевать. Гуд-найты, улыбаясь, продолжали прохаживаться по Oyak со своим занудным “You have must go to sleep».Но уходить никто не хотел. Как только ребята опускали гитары, начинались подвывания, означающие: «Еще!». Наш интернациональный кружок продержался дольше всех. Мы, пожалуй, были последними, кто продолжал игнорировать гуд-найтов, и они просто отключили свет, сказав персонально нашему движению до боли знакомое: «It’s late, you have to go to sleep now!».  Мы как раз тихонечко пели «Another Brick in the Wall» группы «Pink floyd». На мгновенье прервав музыкальный процесс, под  возмущенные восклицания (на всех возможных языках), гитаристы пошли на экспромт, пропев вместо «We don't need no education!» – «We don’t need no go to sleep now!». Кивнув всей толпе, мы так и пошли, не прекращая петь, под звуки гитары в сторону выхода. Вышли из Oyak и двинулись маршем по аллее. Гитаристы шли впереди и задавали тон . По мере приближения к церкви, голоса затихали и, практически шепотом, мы продолжали напевать: 

«We don’t need no go to sleep now! 

We don't need no thought control»

 При этом гитаристы оборачивались, прикладывая указательный палец к губам, дирижируя хором. Мы чувствовали себя  участниками мюзикла. Как же это было классно! Наш самый музыкальный вечер в Oyak, наша маленькая дань великим музыкантам, наша лепта в объединение молодежи, приехавшей в Taizé. 

Разошлись в начале улицы, где я днем заряжала телефон. О сне не могло быть и речи, так гитаристы вскружили всем головы. Но, пришлось заставить себя готовиться ко сну. Мы с Евой пришли, пожалуй, позднее всех, многие уже спали. Воодушевленные прекрасным вечером, прихватив косметички, мы отправились в душ. Вернулись еще позже, шумно пробравшись к своим постелям. И не стыдно же!

Как только моя голова коснулась подушки, я заснула.

В ту неделю таких вечеров больше не было…

 День третий. 16 августа, 2005

Cormatin. Keep Silence…

Как же сложно было проснуться!

Услышав звон колоколов, я поняла, что и во второе утро я проспала утреннюю молитву. Будучи в Taizé трижды (три лета, по одной неделе), сегодня я очень жалею о том, что могла позволить себе проспать хоть одну утреннюю молитву. И, тем не менее, я проспала. 

Позавтракав, я шла по улице (Ева умчалась собираться на митинг), когда навстречу вышел Сашка. Мне было интересно, как прошел День Рождения:

– Сашка, привет!

– Привет! – Он, как всегда, был улыбчив и бодр.

– Как вчерашняя party? 

– Ну, как тебе сказать… Лучше не спрашивай. – Он засмеялся.

– Ок, все понятно. Я даже не сомневалась!

– Хорошо, что ты не пошла… А как вы в Oyak сходили?

– О! Это было что-то! Словами не передать. Там такие гитаристы, просто закачаешься! В общем, мы с Евой оторвались по полной!

– Рад за вас. А, может, с нами в Макон поедете?

Макон был излюбленным городом поклонников шопинга. Он относительно не далеко находится от Taizé, и не такой маленький, как Клюни. В принципе, это крупный город Бургундии. Современный, уютный, с красивой архитектурой. Я в Макон так и не съездила, но отзывы о нем всегда были самые хорошие.

– Так неожиданно… Если бы ты вчера сказал.

– Так мы только что решили. Уже и расписание автобуса посмотрели. Большая компания собирается.

– Как вчера? – я живо представила себе эту тусовку и решила не ехать.

– Почти. Никитос спит, так что мы без него.

О, вот это уже интересно! Бедняга, наверняка страдал, осознавая, что утром легче не стало.

– Спит? Его гуд-найты еще не попросили «на выход»? 

– Да его танком не разбудишь. Можешь попробовать, но не советую. 

Я живо представила эту картину и решила не упускать возможности «подбодрить» Никиту. В любом случае, здесь такое не приветствовалось, и я не хотела, чтобы на нашу группу пала тень нарушителей устоев лагеря. 

– Ну, попытка не пытка. Сколько ж можно спать! А ты уже на остановку бежишь?

– Да. Может, тебе что-то купить в Маконе?

– Пожалуй… Да, ты знаешь, если тебе не сложно…

– Ну конечно, не сложно!

– Купи сигарет легких каких-нибудь. Я в Киеве не курю, но тут… Ой, даже не буду оправдываться.

– О, я тебя понимаю. Знаешь, тут есть такие прикольные сигаретки, легкие, с запахом каких-то конфеток. Забыл, как они называются. Тебе понравятся.  Пахнут хорошо, не приторные.

– Возьми, пожалуйста! Тут я их точно не куплю. 

– Без проблем. Я побежал, а то без меня уедут. Пока!

– Хорошо погулять!

– Спасибо! – уже на бегу крикнул Сашка.

Было начало одиннадцатого, как раз самое время, когда собирались meeting groups. Погода была хорошая, солнечная. Все было как обычно, паломники шли на встречу в свои группы общения. Каждый жил своей жизнью, и, одновременно, жизнью Taizé. 

Я постучала в двери, за которыми отсыпался вчерашний именинник. Не думаю, что он спал сном младенца, так как сборы в Макон были шумными и очень быстрыми. Скорее всего, он убеждал себя, что еще может уснуть, но тут появилась я, и его последняя надежда на сон испарилась! Без приглашения открывая двери, я немного сомневалась, стоит ли это делать? Но отступать было не в моих правилах, да и потом, это должно было быть весело!

– Доброе утро, детка! – начала я, как ни в чем не бывало.

– Думаешь, оно доброе? – пробормотал он. – Может, закроешь двери, а то я ослепну от солнца.

– Без проблем! – Надеюсь, я не сильно стукнула дверью. – Все уехали в Макон, а я решила, что тебе не помешает компания, чтобы, например, выпить кофе. Тебе ведь, не помешает, правда? Хотя, судя по твоему виду, тебе нужно выпить не кофе…

– Судя по твоему тону и настроению, у меня просто нет выбора. – Он уже сполз с кровати, весь помятый и наполовину проснувшийся. – У меня два условия: ты ждешь, пока я сгоняю в душ… Это первое.

– Первое. Вполне законное желанье, а второе?

– Второе: мы идем пить кофе в Карамон…

–  В Cormatin! Корматен. Будет не плохо, если вы, наконец-то, выучите наизусть название этого городка!

– Городка? Да это просто деревушка.

– С красивым замком, кстати.

– И рок-кафе…

– Каким еще рок-кафе?

– В которое мы пойдем! – он сказал это, скрываясь за дверью. Я осталась сидеть на кровати Жени с чувством исполненного долга и предвкушением прогулки . Все складывалось довольно оптимистично. Я иду с Никитой в Корматен, Ева на митинге с Алексом.

Не заставив себя долго ждать, Никита уже минут через двадцать был готов. Но, не совсем оправившись от вчерашнего гулянья, выглядел он сонным и уставшим. А то, что он надел на себя все свои теплые вещи, я не могла  не прокомментировать. 

– А тебе жарко не будет? – спросила я, когда мы уже вышли на аллею, направляясь в сторону Корматена. 

– Я боюсь, как бы холодно не стало, – ответил он, натягивая на глаза бейсболку. – А давно они уехали в Макон?

– Ну, минут за десять до того, как я зашла к тебе. Тоже хотел поехать?

– Я хотел спать, но гуд-найты еще в девять начали тарабанить в двери.

– Повезло, что не в восемь…

– А то!

– Так! Это я придумала! «А то!».

– Ты меня уже заразила «деткой» и «А то!», так что привыкай!

– Ну, ладно! От тебя уже не отделаешься!

– От тебя тоже!

Мы шли вниз, по извилистой асфальтированной улочке, по обеим сторонам которой стояли каменные домики с деревянными ставнями, ухоженными газонами, цветами. Кое-где уже были включены разбрызгиватели воды. Изредка по дороге проезжали машины. Было очень спокойно. Мы болтали обо всем, как тогда, в электричке. Он рассказывал про свой университет, впечатлений было много, так как это был первый курс. Я же рассказывала о том, как ВУЗ заканчивают и что мне предстоит писать дипломную работу, чего мне абсолютно не хотелось. Говорили обо всем: истории из жизни, увлечения, музыка, книги. Не обсуждалось только будущее. Для меня оно было слишком туманным, так как жизнь вне университета меня откровенно пугала.

Наконец, мы подошли к Корматену. Это маленький тихий городок с музеем велосипедов, красивым собором, замком. На маленьких улочках расположилось несколько  винных магазинчиков, кондитерская, мини-маркеты, кафе. В общем, все необходимое для жизни. Уже порядком устали, хотелось где-то присесть и отдохнуть.

– Ты же помнишь, где это рок-кафе?

– Вчера помнил. Мы там даже в шахматы играли.

– В рок-кафе, – утвердительно спросила я. 

– Да, а что? Там хорошо, тебе понравится.

– Ну, конечно, понравится. Я устала, поэтому, мне сейчас все понравится.

– Мне тоже… Так, этот магазинчик мы проходили. Кстати, там делают вкусные сэндвичи, так что на обратном пути зайдем, на обед все равно не успеем.

– Мы даже еще кофе не выпили, а ты уже про обед!

– Все-все, кажется, это здесь.

 Действительно, маленькое уютное рок-кафе. Несколько столиков, всевозможные пластинки, журналы, книжки, тихая музыка. Посетителей не было. Хозяева, скорее всего, обходились без барменов. Это были парень с девушкой, и мы решили, что они брат и сестра. Заказали два капучино. 

– Ну, как тебе?

– Вполне нормально.

– Вон там шахматы, можем сыграть.

– О, нет, только не это! Ты ведь не хочешь играть, правда? 

– Шучу! Я и так сюда еле пришел.

– Ой, только не надо снова начинать! Это ведь лучше, чем прятаться от гуд-найтов.

– Я бы из постели не вылезал. Спасибо, что вытащила…

– Извините, пожалуйста, но мне было скучно гулять одной. 

– И поэтому ты решила разбудить меня самым зверским образом: открыть настежь двери и ослепить меня!

– Все, проехали. Капучино несут.

– Думаешь, они понимают, о чем мы говорим?

– Думаю, что нет. – Девушка принесла наш заказ, что-то спросила по-французски, который ни я, ни он не понимали, поэтому пришлось напрячься, сделав задумчивый вид и отрицательно качать головой. Не знаю, чего она хотела, но кивнув, сестрица удалилась.

– У тебя есть такой стик? – Два года назад Ева сказала, что собирает сахарные стики, мне это показалось довольно забавным, так как сама я почти ничего не коллекционировала. А поскольку чай и кофе я пью без сахара, эта идея мне понравилась и я присоединилась к этому хобби.

– Конечно же, нет. Вот откуда он у меня, а?

– Ты злая. Держи и мой, я еще попрошу.

– Спасибо! Очень мило. 

Проговорили мы в этом кафе около трех часов. Казалось бы, о чем можно говорить столько времени? Брат с сестрой поглядывали в нашу сторону, ведь мы больше ничего не заказывали, говорили на непонятном для них языке, а иногда просто молчали. Позже начали появляться посетители, и мы решили, что пора бы уже размяться, так как сидеть четвертый час было невмоготу.

– Собирайся, я сейчас подойду.

– Ок.  

Я надела куртку, собрала стики и ждала, когда принесут счет. Вернулся Никита.

– Ну, что, идем?

– А оплатить капучино?

– Я уже все оплатил.

– Сколько?

– Не помню. – Он улыбался и смотрел на меня.

– Не помнишь… Ну-ну…

– А то!

– 1:0!

Мы вышли из кафе и направились к магазину, в котором делал сэндвичи. Прочитав предлагаемый перечень начинки, я не поняла ни слова и вопросительно повернулась к Никите:

– Слушай, а как это переводится?

– Понятия не имею, но вчера мы по-английски спрашивали.

– И как? Нормально? Я когда в Клюни спросила по-английски, так думала, что меня пошлют куда подальше. Так что, я буду такой же, как и ты.

– Ок. 

Запаковав мини-багеты с ароматной начинкой из копченого мяса с соусом и свежими овощами, мы решили вернуться в Taizé так же, как и пришли – пешком. Хотя довольно часто курсировал автобус для проезжающий через Taizé в Клюни.

Разговаривать уже не было сил. Иногда можно и помолчать. Изредка о чем-то спрашивая друг друга, мы прошли полдороги. Вдруг мы увидели большую компанию, идущую нам на встречу.

– Смотри, какая компашка идет. Кажется, это Ева! 

– Не знаю, мне все равно. Скорее бы дойти уже до кровати.

– Хватит ныть, еще немного осталось.

Компания приближалась к нам. Это была группа Евы с Дашей, которые уже отделились и, обогнав идущих впереди Алекса с его подружкой, быстрым шагом шли ко мне. Это был первый и последний раз, когда я смогла увидеть всех и сразу. Алекс держал за руку свою девушку, Даша не отходила от Евы. Ева же была взволнована, и мне было жаль, что ей приходиться гулять вместе с ними. И, что бы она ни говорила, я знала, как это мучительно.  Я уже не могла непредвзято оценить девушку, идущую вместе с Алексом, которая мило улыбалась и была вполне счастлива. Невысокая, с русыми волосами, круглолицая. Взглянуть на нее один раз было недостаточно, чтобы ее запомнить.

Я также, оставив Никиту, пошла навстречу  девчонкам. Оставив наших спутников немного позади, мы выиграли минутку, чтобы сказать то, чего никто не должен был слышать:

– Ты, что все это время была с Ником в Корматене?! – спросила Ева, как только мы с разбегу обнялись, будто неделю не виделись.

– Ага, уже часа четыре гуляем! А вы в шато? И, вообще, что эта барышня делает в вашей группе?

– Потом расскажу.

– Мы все думаем, как от нее избавиться. – Даша смеялась. Похоже, ее это забавляло.

– Даша, с тобой не соскучишься! Она здесь, конечно, лишняя…

– Что поделаешь? Теперь это надолго. –  Ева, вроде, была в хорошем настроении. 

– Увидимся вечером! К ужину вернемся!

– Буду ждать! Надеюсь, будет, о чем поговорить…

Казалось, что гулять с Алексом и его девушкой как-то не комфортно. Но, с другой стороны, он мог увидеть Еву как притягательную, свободную и, одновременно, недоступную девушку. А не заметить это было сложно. Вместе с тем, было сложно предугадать, что было бы, если бы Алекс и Ева каким-то невероятным образом стали встречаться в Taizé, а потом каждый уехал в свою страну. Но никто не думал о возможных последствиях. Никто не думал и о том, что будет с девушкой Алекса, которая стала его девушкой еще до приезда в Taizé. Взять и одним махом разрушить то, что создавалось, возможно, в течение долгого времени. Ради чего? Ради нескольких дней вдруг нахлынувшего чувства, когда впереди, мягко говоря – неизвестность. Разве это не легкомыслие? Абсолютно безразличное отношение к человеку, чьи чувства могли быть задеты. Чистейший эгоизм. Стоило задуматься о том, что бы из этого получилось:  после обретения желаемого, каждый мог легко потерять интерес к этому желаемому. И что тогда? Все было бы разрушено самым циничным образом. Никто не хотел признаваться самому себе в том, что мы эгоистичны и бесчувственны к людям, которые тоже имеют право быть счастливыми…

Прогулка этой милой компании закончилась тем, что Ева, Даша и еще девушки из Румынии остались в шато до закрытия (в том смысле, что когда они решили выйти, ворота оказались закрытыми на замок). Сторож был не удивлен, так как многие из Taizé любили сидеть там до упора…

Тем временем, пройдя еще метров сто, мы оказались на трассе. Солнце припекало и приходилось снимать куртку; через пару минут начинал дуть ветер и мы снова останавливались, чтобы одеться. Вдруг что-то привлекло внимание Никиты:

– Тихо… Кажется, там ящерица.

– Хочешь поймать? – спросила я шепотом, – в детстве у меня неплохо получалось, – при этом меня начинало мутить.

– Видишь ее?

Мы оба среагировали на резкое движение в траве и начали охоту за маленькой зеленой извивающейся рептилией. Улавливая звуки пытающейся скрыться ящерицы, мы накрывали руками каждый сантиметр высохшей травы. Как вдруг под моими ладонями, что-то зашевелилось:

– А! Я, кажется, ее поймала, – крикнула я,  – фу, она шевелится! 

– Было бы странно, если бы она этого не делала, – смеясь, ответил Никита. Я же продолжала стоять, упершись ладонями в невысокую горку земли. Ящерица так же противно шевелилась, пытаясь вырваться. – Хватай ее за хвост!

– Чтобы он оторвался и продолжал биться в конвульсиях в моих руках?!

– Да! – Он подошел ко мне, – давай ее мне.

– Она сбежит!

– Не сбежит!

– Я убираю руки…

– Ага…

– Лови ее!

Ловить было уже некого! Вырвавшись на свободу, ящерица, естественно, сбежала. Я стояла, вытирая руки о джинсы, и пытаясь отделаться от ощущения бегающей под моими ладонями ящерицы. 

– Не надо было так резко убирать руки.

– Конечно! А если бы она меня укусила?!

Он даже не пытался скрыть, как ему смешно:

– Укусила?! Ты как скажешь!

– Ой, не могу… Гадость какая, надо руки помыть.

– А хвост бы еще долго шевелился!

– Ну, все! Хватит, меня и так тошнит уже…

– Может, жвачку?

– Да!

Мы пошли дальше, разговаривая о хвосте ящерицы и о том, как долго потом этот хвост отрастает. Наконец-то, мы дошли до Taizé. Договорившись встретиться позже, каждый пошел по своей дорожке, ведущей к домикам. Я рухнула на кровать и пролежала так минут двадцать. Потом вспомнила, что в сумке лежит мой обед. Было, действительно, вкусно. После вышла на улицу и просидела на ступеньках соседнего домика около часа, читая книгу. Я всегда брала с собой пару книг, на случай, если будет скучно. Помню, что читала тогда одну из книг Коэльо и «Завтрак у «Тиффани» Капоте. На обложке была Одри Хэпберн, исполнявшая роль Холи Голлайтли. И, конечно же, она не могла не привлечь внимание. Вот книгу и взяла почитать девушка Маша, которая была в одной  группе с Евой и Дашей. А, так как Маша спасла меня от бессонных ночей в автобусе, одолжив диск Avril Lavine, я с удовольствием дала ей «Завтрак у «Тиффани».

Настроение было тоскливое. Было сложно занять себя чем-то интересным. Сходила на ужин. Евы с Дашей до сих пор не было. Зато вернулся Сашка с анисовыми конфетами, хорошим настроением и массой впечатлений. Макон ему понравился, а завтра он бы с удовольствием съездил в Клюни, посмотреть на самое старинное аббатство в Европе.

Я собралась идти на вечернюю молитву, когда возле нашего домика собрались ребята. Среди них был Никита, мы решили пойти вместе:

– Отдохнул?

– Можно и так сказать. А ты что делала?

– Читала, была на ужине, получила анисовые сигареты. Кстати, хочешь?

– Давай! Анисовые? Где ты их взяла?

– Сашка привез! Забавные, правда? И запах такой… Ну, как конфетки.

– Да, какими-то медикаментами отдает…

Мы подошли к аллее, которая проходила через всю территорию Taizé: автобусная остановка, Oyak, тентовый городок, церковь, Exposition, el Abiodh и дальше, аж до выезда из Taizé. Мы остановились и решили подождать остальных.

– А, может, не пойдем? – Спросил Никита.

– Вообще-то, я собиралась на вечернюю молитву, в отличие от тебя…

– Ну, давай посидим здесь, подождем всех. Потом обговорим поход в шато в Корматене. И погода такая классная!

– Ладно. Посидим пока тут. И вообще, ты толкаешь меня на необдуманные поступки.

Я до сих пор не знаю, почему согласилась на его уговоры.

Мы уселись на бревно старого дерева. К нам подошли ребята из нашего автобуса, спросили, идем ли мы в церковь: «Нет, не идем. Ждем всех здесь».

Мы наблюдали, как люди идут к церкви. Звонили в колокола. Теплый вечер, солнце заходило за горизонт.  Возле церкви стояли паломники, держа в руках длинные таблички с надписью «Silence» на английском и французском, «Silenzio» на итальянском и на других языках. Это означало одно: сейчас будет молитва, во время которой необходимо соблюдать тишину. Если кто-то начинал говорить у входа в церковь, то слышал: «Keep silence». В половине девятого стало совсем тихо, началась молитва. Казалось,  это такой же тихий вечер, как и многие другие летние вечера. Мы говорили о том, что 20 августа исполнится 65 лет со дня приезда брата Роже в Taizé. Приятно было осознавать, что это произойдет как раз в нашу неделю. Мне представлялось это чем-то необычайным, ведь  мы могли приехать на неделю позже. Но приехали именно тогда, когда был определен день основания общины. Хотя, зная немного историю Taizé, я бы сказала, что это был день, когда зарождалась идея основания общины.

Минут через двадцать пара мальчишек из нашей группы как-то неуверенно подошли к нам. Тогда мне показалось, что они улыбались. Но через пару минут я поняла, что это выражение лица  означает шок. Они начали что-то невнятно говорить, разводя руками.

– А что, молитва уже закончилась? – спросила я, так как знала, что молитва длится около часа.

– Там какой-то теракт, – начали они неуверенно.

– Что? Ушли с молитвы, так и скажите. – Меня это раздражало, я не могла понять, в чем дело.

– Так что там случилось? – Спросил Никита, который тоже не мог понять, шутят ребята или нет.

– Какая-то женщина с ножом набросилась на брата Роже…

День третий. 16 августа, 2005

«Бог может только любить»

Как-то брат Донах подарил нам несколько книг, которые издавали в Taizé. Они долго стояли у меня на полке, в то время как я читала другие  книги, считая, что в них почерпну что-то новое, найду какие-то ответы на какие-то вопросы. Это приносило удовлетворение, пополняло эрудицию, было приятным времяпрепровождением, самообразованием, в конце концов. Возможно, в книгах я искала что-то, что могло напомнить мне о той свободе, которую я нашла в Taizé. Но в тех книгах ничего не было, ничто не оставляло следа после прочтения, за исключением редких случаев, таких как впечатление от «Камо грядеши», к примеру. Мне становилось очень тоскливо оттого, что я не могу вернуться туда. Я часто рассказываю друзьям о Taizé, но им сложно было понять и представить, что же это такое. Вот это незримое присутствие Taizé в моей жизни и толкнуло на идею написать эту историю о том, как в августе 2005 года я съездила в Taizé. Это был второй и не последний мой приезд. Многие поездки переплелись и перемешались в памяти, но именно 2005 год был необычным, именно его я запомнила. Тогда я еще не могла понять многого из того, что давала община. Мне казалось, что никто не сможет понять и разделить со мной все то  прекрасное,  что я  пережила во время поездки в Taizé, пока я не открыла одну из книг, подаренных братом Донахом. Эта маленькая книга уже с первых страниц оказалась мне близка. Книга брата Роже «Бог может только любить». Уже на первых страницах я прочитала то, что всколыхнуло мои чувства:

«Что  самое прекрасное в моей жизни? Можно перечислять до бесконечности: эти редкие моменты, когда неожиданно отправляешься куда-то, вырвавшись на свободу… Идешь, с кем-то беседуя, по улицам большого города, предлагаешь кому-нибудь разделить твой скромный ужин…».

Я готова была разрыдаться. Как же давно я не слышала слов, которые так четко попадают прямо в сердце! Я и сегодня не могу ответить на вопрос: «Что же самое главное для меня в жизни?». Но когда прочла эти строки, не могла не ощутить, что это для меня очень важно. Все стало на свои места. Поездки в Taizé всегда были неожиданным подарком, рывком в длину двухнедельного путешествия, наполненного позитивными эмоциями и настоящим счастьем. А сколько было больших городов! Париж, Милан, Венеция, Вена, Будапешт, Берлин, Брюссель, Амстердам, Женева! Сколько городов мы обошли пешком, беседуя о том, как же это прекрасно – куда-то не просто уехать, а именно «вырваться»! Я никак не ожидала прочесть эти строки в книге брата Роже. Перечитав их несколько раз, я жалела, что не открыла книгу раньше.

Я также поняла, что очень давно не ощущала этого прекрасного в моей жизни. Оно просто куда-то пропало, испарилось. Как странно, что до сих пор не появилось того, что я могла бы считать прекрасным. Прекрасное состояние души – вот что должно быть главным. Этих ощущений все меньше и меньше, они уходят, оставляя слабую надежду на возвращение.

Я уже упоминала о том, как проходит молитва в Taizé. В середине молитвы есть время тишины. Это пять минут молчания, которые очень важны для каждого. У брата Роже сказано:

«Все чаще молодые люди нас спрашивают: что самое прекрасное в вашей жизни? Я не задумываясь отвечаю: конечно, общая молитва, а в этой молитве – продолжительное молчание».

Нигде я больше не слышала такой тишины, как в Taizé. Она не поддается описанию, ее нужно услышать и прочувствовать…

…Из церкви начали выходить люди. Я еще никогда не видела такого количества людей, находившихся в полном смятении. Никогда не замечала, что взрослые – это те же дети, только большие. Я видела пожилых женщин, идущих рука об руку, они плакали как дети. В тот момент каждый чувствовал свою беспомощность, непонимание, страх, негодование, злость. Хотелось, чтобы кто-то подставил свое плечо, хотелось знать, что ты не один. Все находились в каком-то отрешенном состоянии и одновременно назревали суетные вопросы: что будет завтра, уедем ли мы, как нам себя вести, и  – что же произошло?  И главный, самый страшный вопрос:  жив ли брат Роже? ... Ведь ему было 90 лет.

Невольно я пыталась представить себе, как это произошло. Во время молитвы я часто выглядывала из-за спин сидевших впереди паломников и видела брата Роже, склонившего голову, мирно сидевшего на низеньком стульчике среди детей. Мысль о том, что та женщина набросилась на брата Роже в церкви, во время молитвы, в окружении детей, паломников и братьев, вызывало шок, негодование и даже ненависть. Пытаясь представить доброе лицо брата Роже, с глубокими морщинами и ясными глазами, я просто не понимала, как та женщина посмела поднять руку не просто на настоятеля монастыря, а на старца. 

Думаю, что нанесенные смертельные ножевые раны не позволили ни одному верующему человеку пожалеть душевнобольную румынку, которая совершила это преступление на глазах сотен паломников и детей. Позже мы узнали, что она приезжала в Taizé 7 или 8 раз.

Люди ходили по аллее не зная, что делать дальше. Многие плакали, другие молчали, третьи пытались что-то узнать. Мы же так и сидели, как прикованные. К нам подходили  ребята. Некоторые из них находились в тот момент в церкви, кто-то  пел в хоре, который находился вблизи от брата Роже. Хотелось узнать, что видела девушка из хора, но заставлять ее рассказывать, переживая все это еще раз, мы не решились. Подошла Ева. Она еще ничего не знала, и ее реакция была такой же, как и у всех – шок.

Вечернее солнце опускалось все ниже и ниже  за горизонт. Все перевернулось снизу вверх, с ног на голову. Сестры-монахини предлагали свою помощь. Гуд-найты тоже подходили и интересовались, все ли у нас в порядке, не нуждаемся ли мы в какой-либо помощи. Они уже не говорили о том, что время спать, не желали спокойной ночи, старались подбодрить. Мы сидели в каком-то ступоре около часа, потом разошлись по домикам.

Я и Ева сидели друг напротив друга и напряженно слушали, как другие обговаривали происшедшее и то, как это может всех нас коснуться . Они были уверенны, что уже завтра мы покинем Taizé. От этой мысли что-то обрывалось внутри. Ева решила лечь спать. Я ушла бродить по Taizé. Мысль о сне была невыносима; представляя себе тишину в домике, мне казалось, что от нее можно оглохнуть.

Я уже не думала о жестокости той женщины. Думала о том, что, случившееся -  необратимо. Что это не приснилось, это не ошибка, что это нельзя  исправить, спасти, вылечить. Брат Роже погиб. Прокручивая это в голове, я все больше убеждалась, что жизнь слишком коротка и может оборваться в любой момент. И другая мысль… Это же брат Роже! Он всю  жизнь помогал людям, он посвятил свою жизнь нам – людям, которые приезжали в Taizé из года в год, чтобы стать лучше, добрее, открытее, быть самими собой. Во время Второй Мировой войны он, рискуя собой, прятал в своем доме евреев. Он основал экуменическую общину, которая помогает людям разных конфессий найти общий язык. Он посвятил свою жизнь Богу. И эта  жизнь оборвалась так внезапно. Так несправедливо…

 Я ходила до глубокой ночи. Когда стрелки часов уже приближались к полуночи, я нехотя повернула к домику. Как раз в этот момент небольшая компания тоже повернула на нашу улицу и я услышала знакомый голос:

– Может, кто-то хочет кофе?

– Уже полночь! Какой кофе? – начали вопрошать девичьи голоса.

– Оля… – это прозвучало очень вкрадчиво. – Идем пить кофе…

Я обернулась и увидела Лешу в компании девушек.  Я была не против выпить кофе. Ничего страшного, что уже полночь, все равно не уснуть.

Все вместе мы направились к кофейным автоматам.

Среди нас была девушка из хора. Она уже немного отошла  и могла что-то рассказать. Так мы узнали, что та женщина находилась вблизи от брата Роже, она была в черном, и  привлекала внимание странным беспокойством. В какой-то миг она перешагнула через маленький заборчик, возле которого сидел брат Роже и бросилась на него с ножом. После этого она упала на пол церкви, обхватив голову руками. Ее схватили, она не сопротивлялась. Глаза ее были пусты и черны, они ничего не выражали. …

Допив кофе, мы подошли к церкви. Девушки ушли спать, Леша и я остались, присев на лавочке под церковью. В церкви также находились люди. Думаю, им трудно было уснуть, а может, было просто страшно.

– Никогда не думала, что окажусь свидетелем таких событий, – начала я.

– А события должны были быть самые приятные. В эту субботу должны были отмечать 65 лет со дня основания лагеря, ведь так?

– Да, так. А еще в субботу полнолуние… Знаешь, так страшно мне уже давно не было.

– Это даже не страшно. Так не должно было быть.

– Конечно, не должно! Это же Taizé! Сложно поверить, что такое произошло именно здесь, с братом Роже... Я всегда считала, что здесь  самое безопасное место на свете! Я здесь во второй раз. Ты не представляешь, как сильно я хотела сюда вернуться. Когда я увидела программу поездки, у меня слюни потекли от одной мысли о Париже, но когда мы приехали сюда, я обо всем забыла. Не то, чтобы я не хочу больше в Париж (конечно, я хочу), просто здесь будто другая реальность.

– Вдалеке ото всех… Без телевизора, новостей, телефона. Здесь меня ничего не тяготит, нет ощущения, что нужно что-то сделать, что-то не забыть.

– Все осталось там, а ты здесь. Будто все замерло и, одновременно, идет своим чередом. Но это там… И ты уже не думаешь об этом. Вот, смотри, куда бы я не поехала, все едет за мной и со мной: переживания, страхи, все то ненужное, что должно просто исчезнуть. Ну, не тащить же это все время за собой…

– И с собой…

– Ага! И я даже не мечтаю, что все это куда-то денется, прекрасно осознаю, что придется все это разгребать. Но! Но это уже будут не те проблемы, не те страхи, не те переживания. Все будет другим. На все это я уже буду смотреть по-другому, абсолютно по-другому. Вот, понимаешь, что здесь происходит? Внутри. Я другая.

– Я тебя прекрасно понимаю. Знаешь, думаю, что Taizé никого не оставляет равнодушным. У каждого что-то останется внутри, что-то изменится. Ты, действительно, чувствуешь себя другим. Это ты, но лучший. И все это за неделю.

– Меньше, чем за неделю.

– Да, меньше чем за неделю! Здорово, что мы заговорили на эту тему. Правда, мне интересно, как Taizé влияет на людей.

– А как на тебя влияет? И почему я редко вижу тебя на молитве?

– Знаешь, мне здесь очень хорошо. Я был несколько раз в церкви. Там такая атмосфера, такая энергетика, просто поразительно! Мне достаточно того, что я уже зарядился этой энергией, мне просто будет стыдно, если я буду забирать энергию, которая нужна кому-то еще. Понимаешь, вот есть чувство насыщенности. Пусть другие также  зарядятся этим потоком, мне вполне достаточно.

Он так сказал об этом, что я не могла ни на секунду усомниться в его словах. Леша просто не мог сказать неправду. Конечно, я и сама вбирала эту энергию, как губка, но не могла наполниться. Я боялась растерять ее, растратить понапрасну, когда уеду из Taizé. Боялась, что рутина поглотит все то, что я в изобилии получала, находясь в общине. Мне хотелось сохранить все это, и как можно медленнее растрачивать, вернувшись домой. Но, как ни старайся, это довольно сложно.

Это очень сложно – остаться таким, каким хотел бы быть всегда.

– Интересно… Я никак не ожидала услышать это от тебя. Ты, пожалуй, единственный из парней кто так откровенно заговорил об этом.

– Это же правда! Очень необычное место.

– Хотя сначала кажется, что тут полный бардак! Столько людей! Все говорят на разных языках, столько шума. В Oyak вечером вообще не протолкнуться. И вдруг, на молитве, все меняется. Мы просто не привыкли к такой жизни: много свободы, сам все решаешь, ни школы, ни университета, мало обязанностей.

– Свобода здесь и дома – понятия  разные.

– Это точно.

Мне нравилось сидеть вот так, под церковью. Разговаривать с хорошим собеседником. Хоть ненадолго забыть о том, что произошло вечером.

– Леша, можно личный вопрос?

– Слушай, мы, кажется, уже и так много личного рассказали друг другу. Так что, ни в чем себе не отказывай!

– Мы просто мало знакомы, а с незнакомыми, как ни странно, всегда легче разговориться.  Друзья могут знать о тебе много того, чего новый знакомый знать не может. Получается, что у тебя меньше шансов, что кто-то будет тебя осуждать.

– Да, в этом что-то есть. Непредвзятое мнение. Так  что ты хотела спросить?

–  Я хотела спросить о Даше.

– Это сложно, правда. И мне это порядком надоело.

– Я так и подумала. С ней, наверняка, вообще сложно.

– Скорее непонятно, чем сложно. Она же школьница еще. Вот, понимаешь, может голову морочить, а потом, как ни в чем не бывало, начать с нового листа.

– Охотно верю! Но, на то, что школьница можно закрыть глаза. Ну, на некоторые моменты, допустим.

– Такие, как внезапная смена настроения?  Или прослушивание музыки, когда мы сидим большой компанией?

– Она же в наушниках.

– В том-то и дело… Что ей нет никакого дела до того, что происходит вокруг. Она просто ничего не слышит. Понимаешь, о чем я?

– Вполне. Знаешь, сейчас вообще мало кто кого слышит. И все равно, она же тебе нравится? Да?

– Да, нравится. Но с таким отношением может и разонравится.

– А ты думал, нужно ли тебе это вообще? Вот, допустим, сейчас все это завяжется, вы разберетесь в своих чувствах и решите, что нужны друг другу, начнете встречаться. И, как только это произойдет, кто-то может осознать, что цель достигнута. Вот тогда и наступает момент безразличия. Ты думаешь, нужно ли тебе все это? У меня такое бывало. Сложно признать, что ты кого-то разочаровал, собираешься оставить, сделать больно. И все это чистейшей воды эгоизм. Вопрос: нужна ли она тебе?

Леша задумался на мгновенье. Я увидела, как он улыбается собственным мыслям.

– Я подумал и пришел к выводу, что она мне нужна. Да, знаешь, она мне нужна.

Никогда раньше я не слышала подобных слов. Искренних, взвешенных и обдуманных слов. Он не мог бросаться такими словами. Мне даже стало как-то грустно, ведь никто не говорил таких слов мне.

– Леша, ты вообще представляешь, сколько девушек мечтает услышать такие слова? Я надеюсь, что Дашка это оценит.

– Я тоже.

Мы посмеялись. Теперь наступила моя очередь отвечать на вопросы:

– А что у тебя с Никитой?

– Ммм… Вроде ничего. Мы просто друзья! Банально, правда?

– Не то слово! Со стороны не скажешь, что вы просто друзья.

– А на самом деле, так и есть. Я понимаю, что все довольно часто видят нас вместе, но между нами ничего нет. Это от скуки по теплым, доверительным отношениям, вот и все.

– Думаешь?

– Да, это дефицит общения! И потом, он очень даже верен своей подружке!

– Это, несомненно, хорошее качество – верность. Но плохо если ты верен не своим чувствам, а чужим.

– Никто уже не будет разбираться, кто кому и чему верен. Меня все устраивает. Вообще, если честно, меня разница в возрасте смущает. Я сначала закрывала на это глаза, но, познакомившись ближе, понимаю, что на данный момент это проблема. Компромиссы и все такое.

– Согласен, чего дергаться?

К нам подошли гуд-найты и намекнули, что уже очень-очень поздно. Был сложный день и нужно хоть немного отдохнуть. Они были правы. Мы поднялись с лавочки, и пошли к домикам. Пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Я вдруг поняла, что уже действительно очень поздно (около двух часов ночи), и что я не смогу нормально подготовиться ко сну.

Подойдя к домику, я приоткрыла дверь и убедилась, что все, естественно, спят. Дальше было так: открыла двери шире и переступила через порог; закрыла двери и оказалась в кромешной темноте. Рассуждения по этому поводу были такими: моя кровать находится в самом дальнем углу, добраться до нее я смогу, если буду идти прямо (о том, что на пути к кровати есть препятствия, я забыла). Сделав три шага, я споткнулась о чей-то чемодан; аккуратно обойдя его, я наткнулась на следующий, через пару шагов. Тихонько ругаясь, я пошла очень медленно и таки добралась до своей кровати, предварительно толкнув ногой и свой чемодан. Нащупав на кровати футболку, я поняла, что предстоит расстегивать молнию на куртке. И почему я не сделала это перед тем как войти в комнату?! Миллиметр за миллиметром, я расстегивала куртку. Линзы я вообще сняла, нарушив все правила. А потом мне стало все равно, я просто легла на постель и заснула, не переодевшись.

Не знаю, как бы пережила эту ночь, если бы, не поддавшись на уговоры Никиты, все же пошла на молитву. Интуиция? Нет, это было нечто большее.

День четвертый. 17 августа 2005

Château de Cormatin  

Что же было дальше? То же, что и каждое утро: гуд-найты, душ, завтрак. Только пустота образовалась… Казалось, что все делается «на автомате». Утро так и не внесло ясность. И так странно светило яркое солнце, было очень тепло. Все это не вязалось с тем, что произошло вчера вечером.  Но было ощущение, будто все должны радоваться этому теплому утреннему солнцу. Так бы хотел брат Роже. Да, он бы хотел этого.

После завтрака решили уйти в Корматен и оставаться там как можно дольше.

Так мы и сделали. Вышли из Taizé и пошли пешком к замку.  В большой компании обстановка разрядилась. Это был единственный раз, когда все, с кем мы тесно общались в Taizé, собрались вместе (кроме Евы, которая не могла пропустить митинг). До этого мы гуляли или общались по двое-трое.  Даже странно было видеть  Никиту, Сашку, Лешу, Женю и Ваню. Я и Даша шли чуть позади. Дойдя до Корматена, мы решили зайти в магазинчик и купить яблочного сидра, чтобы немного охладиться под старым дубом, который раскинул свои длинные ветви у маленького пруда на территории замка. 

Замок Корматен – нечто особенное. Он был построен в начале XVII века Антуаном дю Бле д”Юкселем, военным управляющим комунны Шалон.  На территории шато есть все, что можно вообразить, читая сказки: подъемный мост, широкий ров, башни, сады, пруды с лебедями, живые изгороди, трехсотлетний дуб, театр, фонтаны, липовая аллея. Особенно меня обрадовал лабиринт из живой изгороди. Он напомнил лабиринт, по которому бежала Алиса, спасаясь от колоды карт  Королевы Червей.

Я несколько раз была в замке Корматен и не могла насмотреться на это великолепие. Первое, что просто сражало наповал – чистота. Даже совестно было ходить в обуви между прекрасными треугольными клумбами. Поэтому я с удовольствием бродила по саду босиком. Мы разместились под дубом, на лавочке. Ваня, не спавший всю ночь, уснул под деревом (чему очень обрадовались наши ребята, делая фотоснимки спящего медика). Наше внимание привлекла беседка, стоявшая в лабиринте, окруженном рвом, наполненным водой. Через ров был перекинут мостик.

И это не просто парковые украшения. Все элементы ландшафта – символически выражают определенную  философскую мысль. «Сад пяти чувств», кажется, такое название носит это произведение искусства… Гость замка проходит через сад, который символизирует земной рай.  Лабиринт -  не что иное, как  земной путь человека после грехопадения.  А беседка - это  небесная награда для тех, кто преодолеет трудности на пути к ней. Беседка прекрасна! Внутри  винтовая лестница, которая ведет под купол из кованого железа. Сам купол состоит из сплетенных кованых сердец, что, конечно же, символизирует любовь. Поднимаясь по лестнице, можно увидеть множество маленьких птичек, которые летают по беседке и очень мило щебечут.

Во время нашей прогулки ничего особенного не произошло.  Почти все ребята ушли в рок-кафе, а вернуться решили только я, Никита и Даша.

В Taizé все было без изменений. Вечера в Oyak запретили, так как в общине был траур по брату Роже. 

Ева была уже дома, без особого настроения. Встречи ее уже не радовали. С моей колокольни это было странно: ходить на митинг, зная, что едва ли что-то изменится. Но, это был ее выбор, и вмешиваться мне не хотелось. И, потом, я понимала, что она делает это только потому, что мы скоро уезжаем и отказать себе в этой слабости – видеть Алекса и находится возле него – она не могла и не хотела. Нужно иметь сильную волю, чтобы так над собой издеваться. При этом  я не исключаю вариант, что Алексу тоже было несладко. Интересно, часто ли он думал о возможности разрыва со своей девушкой? И насколько она слепа, если не видит, что происходит? Или просто закрывает на это глаза? А может, она слишком наивная.

Было время обеда. Я и Ева подошли к Picnics, где было неизменное столпотворение. И тут мы услышали приветливый женский голос:

– Elena! Hi! Alex, look, who’s here! – крикнула девушка, стоявшая возле Алекса. Точнее, девушка Алекса.

– Hi! – пробубнил Алекс и отвернулся.

Ева выдавила из себя довольно кислую улыбку, означающую «как же вы мне надоели!».  После обеда мы вернулись домой, я переоделась в джинсы и легкий сарафан. Да, я скучаю по тому, как мы там одевались: надевая джинсы с майкой, в голову приходила идея надеть поверх джинсов юбку, а если в летнем платье становилось прохладно, под платье натягивались джинсы. Это, по большей части не дань моде, а просто лень!

В общем, думала выйти на улицу, посидеть на нагретых солнцем ступеньках и почитать книжку. Каково же было мое удивление, когда, выйдя на улицу, я увидела Еву с Алексом. Они мило болтали о чем-то, надеюсь, прекрасном. Это было так странно, что я даже сначала притормозила с чайником в руках. Поздоровавшись с Алексом, я прошла к домикам напротив, поставила чайничек и высыпала в чашки те самые гадкие пакетики шоколада. Обычно, такие беседы Евы и Алекса проходили очень быстро, а я знала, что для нее это важно и хотелось как-то, хоть на пару минут, продлить их явно бестолковый диалог:

– Ева, спроси у своего друга, хочет ли он горячего шоколада? - многозначительно сказала я  Еве, когда возвращалась в домик. Я очень надеялась на то, что у него хватит сообразительности не отказываться.

 А он, таки, отказался! Я даже на него обиделась. Но, уже через минут пять я начала думать, что он вообще с головой не дружит. Я уже заливала кипятком порошковый шоколад, когда ко мне подошла Ева и с абсолютно рассеянным взглядом уселась на ступеньках:

– Он не любит горячий шоколад? – спросила я.

– Ты не поверишь… Он сказал: «I went to brush my teeth»!!! – сказала Ева, и такой удивленной я ее еще не видела.

–      «I went to brush my teeth»?! «Я пошел чистить зубы»? Вот так и сказал?!

–      Да!

–      А который час?

–      Около пяти.

–      Может, в Румынии так принято?

–      Представь, что бы сейчас творилось в душевых! – У Евы уже поднималось настроение. – Это, наверно, просто отмазка.

–      Может и отмазка. Кстати, очень оригинальная! Надо запомнить! Поверить не могу, что ему в голову пришла такая невероятная глупость!

–      Я многое могу объяснить в его поведении, но «чистить зубы»! Ты права: я тоже не могу в это поверить! И, спасибо за шоколад.

–      Да, пожалуйста, это же твой! Кстати, спасибо.

–      Терпимо?

–      Вполне!

После минутной паузы:

– А еще он не знает Одри Хэпберн, – сказала Ева, многозначительно посмотрев на меня.

– Я в шоке. – Для такого эрудированного парня как Алекс, это было странновато, тем более, что мы знали о его увлечении театром. Хотя теперь, после его крылатой фразы, нас было трудно удивить.

Так мы и сидели на ступеньках, обсуждая выходку Алекса. Больше нечем было заняться. После ужина и вечерней молитвы  я просто слонялась по Taizé, слушала музыку или читала книгу. В общем, пыталась придать своему настроению беспечность, поскольку даже не знала как вести себя в такой ситуации. Чем больше времени проходило, тем невероятней мне казалось то, что произошло в Taizé. А, может, мне все еще было страшно...

Было около одиннадцати часов, мы готовились ко сну. Ева уже улеглась спать, когда дверь в наш домик открылась и девушка из нашей группы, с заговорщицкой улыбкой спросила:

– В этой комнате есть Ева с рыжими волосами? Ее какой-то Алекс ищет.

По комнате пронеслось затяжное «Ууууу!», под которое Ева молнией слетела с кровати, и в чем была (чуть ли не в пижаме), трехметровыми шагами направилась к выходу. «Вот это да!» - думала я! Неужели все не так безнадежно? Я уже рисовала себе их романтичный разговор, удивлялась, что Алекс оказался способен на такое милое ночное свидание. Но, когда через 10 минут в комнату зашла Ева и направилась тем же шагом к кровати, возникло много вопросов. А взглянув на ее лицо, стало понятно, что Алекс снова  пошел «чистить зубы».

– Что случилось? – спросила я. Не ложиться же спать, будто ничего не произошло!

– Не знаю! Это было так тупо!

И это, действительно, было тупо.

Ева не догадывалась о целях визита Алекса, когда вылетела к нему. Скорее всего, он сам не понимал для чего пришел. Но ведь и ежу понятно, что если парень приходит к девушке ночью, когда у него самого есть девушка, которая уже давно спит, это не что иное, как сильное влечение. Они присели напротив домика и начали говорить о каких-то бреднях. Что-то вроде этого:

– Ты когда-нибудь курила самокрутки?

– Нет. Я курю простые сигареты.

– А у нас многие курят самокрутки.

– Да? И как? Может, покажешь?

– Конечно. – И Алекс достал самокрутки и табак. И это вместо того, чтобы сказать ей, как же она ему нравится. Тем временем Ева поняла, что мерзнет, так как ночью существенно падала температура. Она сказала ему, что сейчас вернется, возьмет куртку. И тут Алекс, вместо того, чтобы, в конце концов, предложить свою куртку, сказал: «Ох, да! Наверное, ты замерзла! И, наверное, я тебя разбудил. Извини!». С этими словами он вскочил, попрощался и свалил.

– Я так подозреваю, что он пошел чистить зубы? – Сказала я не без иронии.

– У меня был просто ступор! Неужели так сложно было подождать полминуты?! У меня нет слов, – обессилено подытожила, разочарованная до глубины души, Ева. Мне не оставалось ничего другого, как пожелать ей спокойной ночи.

Ночь была спокойная, тихая, с хорошим крепким сном.

  

День пятый. 18 августа, 2005

 «Может, сфотографируемся?»

День пятый ни чем особенным не отличался от дня четвертого: утро, завтрак, молитва, митинг.

Даша, как и обещала, все-таки, уехала в Макон с Сашей. После обеда я и Ева ушли в Silence Hill и долго говорили об Алексе. И, как показывает практика, эти разговоры ни к чему не приводили (только больше расстраивали). К тому же, до нашего отъезда оставался один день, а это было самым мрачным. Я не могла сосредоточиться, как только  осознавала, что уже через неделю буду в Киеве, а еще через неделю – в университете. Ничего из этого меня не радовало. Да и вообще, у меня, как говорят, сосало под ложечкой от одной мысли о возвращении в рутину и серые будни, так не похожие на  жизнь здесь.

На самом деле, мне было не просто грустно, скорее страшно. Это был пятый и последний год в университете. Я понятия не имела, чем заняться дальше, где искать работу. Меня мутило от одной мысли, что придется перекладывать бумажки как стажеру какой-нибудь юридической конторы. Я не понимала своих сокурсников, которые думали так же, как и я, но все равно шли работать по специальности. Я не понимала, для чего над собой так издеваться, делать то, что просто не укладывается в представления о  жизни. Я вовсе не хотела идти на работу и думать о том, как я ее ненавижу! Но как же все это объяснить? И чем, в результате, не собираешься заниматься. А я человек творческий. И мне обязательно нужно во что-то верить. Каждому человеку нужно во что-то верить, это укрепляет и не позволяет опускать руки. А просто верить – мало. Нужно еще и что-то делать, чтобы то, во что веришь, не оказалось просто иллюзией.

Только со временем я поняла то, о чем писали Ричард Бах и Пауло Коэльо. И только со временем все то, во что я искренне верила и чего очень хотела, стало реальным. Нельзя ждать, что то, чего ты искренне хочешь, сразу исполнится и появится в твоей жизни. На все нужно время, вера и желание добиться этого. 

Но тогда, 18 августа 2005 года, в Taizé, в Silence Hill, все это казалось нереальным. Совсем другая реальность наступала на пятки – скорый отъезд. И чувство неизбежного уже не покидало меня. Неизбежен отъезд, неизбежен университет, неизбежная скука. Ах, да! Неизбежно еще было то, что Алекс уедет в Румынию, а Ева в Украину.

Недалеко от нас компания иностранцев играла в карты. Они вели себя довольно шумно как для Silence Hill, где должна соблюдаться  тишина, за которой, конечно же, следили гуд-найты. Все чаще ребята из соседней компании оглядывались на нас. Было очевидно, что они что-то от нас хотят. Не прошло и пяти минут, как парень из этой компании направился в нашу сторону. А мы настроены были довольно враждебно, особенно Ева.

Он подошел, подсел к нам и обратился с самой глупой просьбой, которую я только ожидала услышать:

– Девушки, я, конечно, очень извиняюсь… Но мы с друзьями играем в карты, я проиграл, и их желание состоит в том, чтобы я с вами сфотографировался…– При этом он все время посмеивался, чем раздражал нас еще больше.

– У нас нет никакого желания фотографироваться,– отрезала Ева.

– Ну, тогда можно хотя бы вас сфотографировать?

Это было уже слишком!

– Нет, нам это не интересно, – говорила Ева, будто объясняла что-то несмышленому школьнику. Я предпочла не вмешиваться в их диалог, у Евы хорошо получалось доходчиво объяснить, что и к чему. Ему пришлось уйти ни с чем.

Чуть позже, после молитвы, Ева ушла переодеваться, а я присела вначале улицы, чтобы съесть вечерний пудинг в стаканчике. Вдруг ко мне подошел смутно знакомый парень и заговорил на русском языке:

– Твоя подруга была не в настроении?

 Это же тот приставучий парень с фотоаппаратом! Он говорит по-русски?!

– Ты говоришь по-русски?! – в Silence он говорил по-английски.

– Да, я из Латвии.

– А, понятно. Да, она не в настроении, у нее проблемы с ее парнем, – соврала я, доедая шоколадный пудинг. – Ну, понимаешь, мелкие бытовые ссоры и все такое. А на фоне последних событий, радоваться вообще не чему, к тому же мы послезавтра вечером уезжаем.

– А почему послезавтра?

– Ну, в воскресенье будет редкая суматоха, ведь уезжают все. И волонтерам нужно подготовить все к приезду новых паломников, понимаешь?

– Ну, да, конечно.

– Ну, тогда, пока! Хорошего вечера!

– Спасибо, тебе тоже!

Вот такой разговорчик получился. А если бы у меня была возможность развить тему А. и Е., я бы выдумала для них красивую историю. Дело было вечером, делать было нечего!

Даши с Сашей все еще не было. А чуть позже я получила sms от нее приблизительно такого содержания: «У меня все ок, мы с Сашей в Маконе, будем ночевать в гостинице». Я показала Еве и мы обе не могли объяснить поведение нашей школьницы. Реакция была однозначной: у Даши проблемы с организованностью и ответственностью. Я пришла к ребятам и спросила где Саша. У всех были разные ответы, тогда я показала sms Леше (ну, и остальным, естественно, тоже). Поведение этих двоих ни у кого не вызвало позитивных эмоций, но с этим ничего нельзя было поделать. Оставалось только ждать. Конечно, от Даши можно было ожидать чего угодно, но в этот раз она перегнула палку.

Было решено, что утро вечера мудренее, при этом каждый понимал, чем чревато их отсутствие в случае появления гуд-найтов.

Тем не менее, я  спокойно взяла книгу и немного почитала для разнообразия. Позже легла спать и до самого утра спала крепким сном.

 День шестой. 19 августа, 2005

Как раз в  сладкий момент пробуждения, я остро ощутила, что кто-то смотрит на меня в упор. Я приоткрыла глаза и увидела Дашу. Она нависла надо мной и улыбалась самой искренней улыбкой, которая говорила приблизительно это: «Привет, извини, я не хотела, так получилось, мне очень жаль, что вы все волновались (кстати, вы волновались?), а я классно провела время…».

– Доброе утро, солнышко! – проворковала она, все так же мило улыбаясь.

– Я не знаю, что с тобой сделаю!!!

– Ну, прости, пожалуйста! Было очень поздно, мы не могли вернуться!!!

– Вы что, ночевали в гостинице?! Мы тут не знали, что думать! Мало того, что вы заставили нас всех волноваться, так еще и чуть всю группу не подставили!

– А причем тут группа?

– Притом, Дашенька, что мы все обязаны ночевать здесь, спать в своих кроватях! И если бы гуд-найты просекли, что вас нет, то проблемы были бы, в первую очередь у Милы с Владом, а потом у нас всех и украинских гостей в целом!

– Но ведь все обошлось? Все хорошо!

– Ты такая беспечная!

– Где вы вообще ночевали? – спросила Ева.

– Все нормально, девчонки! Между нами ничего не было, если вас это интересует!

– Нас это меньше всего интересует! Просто не делай больше так, ок? – закончила я, слезая с кровати.

На этом разговор был окончен.

День шестой предшествовал скорому отъезду. Эта мысль опустошала, и я старалась не думать об этом, но, так как заняться было нечем, приходилось слоняться по Taizé, пить колу и читать то, что еще не было дочитано. В общем, нужно было чем-то занять свою голову, в которую лезли не самые утешительные мысли. И, вообще, мне казалось, что все хорошее в этом году уже прошло и лучше не будет. Было так скверно на душе, будто что-то обжигало внутри, и нечем было погасить это, так некстати разгоревшееся, ощущение безысходности.

Плакать не получалось, что только усугубило бы мое состояние. Нужно было просто это пережить. А тут еще и Ева, которая терпела все как стойкий оловянный солдатик. Только вот плавилась она быстро-быстро, без намека на восстановление. И ее печаль как-то перекрывала мою. Мне было ее невыносимо жаль, она по-настоящему страдала, но молчала и сдерживала слезы. Так мы и сидели как две дуры, говоря о том же, о чем и всегда. Но она была уже не той Евой, с которой мы почти две недели назад сели в поезд Киев-Львов, радуясь и ликуя предстоящему путешествию. Она стала другой. Повзрослела. Ну, что ж! Добро пожаловать в мир разбитых сердец. Рано или поздно все мы проходим через это.

Весь день был потрачен на сборы, периодически прерываемые едой, гуляньем по лагерю, разговорами об отъезде. А вечером было решено пойти в Oyak. Несмотря на траур по брату Роже, очень не хотелось покидать Taizé в угнетенном настроении. Тем более, я не знала, вернусь ли туда еще.  Каждый раз я ехала туда, будто в последний. И, получая шанс на еще одну головокружительную и неповторимую поездку, я снова ехала в полнейшей эйфории, мысленно готовясь к тому, что это в последний раз.

Пришло время ужина. Ох, я его надолго запомнила! Все было таким вкусным, что я немного переела, и спустя полчаса мне стало как-то нехорошо. Было впечатление, что поднимается температура, была даже какая-то легкая ломота в теле. Я не на шутку испугалась, зная свою склонность к простудам летом. Моментально сгустив краски, я объявила, что мне плохо и начала перебирать свою аптечку. Поиски меня не устроили, пришлось идти в медпункт, El Abidoh. Это было мрачновато. Там никого не оказалось, я даже градусника не смогла найти.

 Я уже готова была пить что угодно, лишь бы не заболеть перед длинной дорогой домой (я уже молчу о Париже). Настроение пропало напрочь. Мне навстречу шел Леша, сказал, что Саша приготовил для меня антивирусный чаек. Оперативно! Мне было приятно, что он обо мне заботился. Я выпила эту, откровенно говоря, гадость, которую пью каждый раз, чувствуя, что заболеваю, после чего прилегла на кровать и задремала. Сквозь сон я слышала, как по комнате ходили наши девчонки и заходили парни, чтобы спросить все ли со мной в порядке. Но я чувствовала себя слишком плохо для того, чтобы обрадоваться вниманию к себе. Меня не покидала мысль, что простудиться я нигде не могла, хотя было довольно прохладно, как для августа, а на мне почти все время была ветровка.

  Через полчаса я проснулась, и моя сестра предложила абсорбирующее средство. И тут я вспомнила об ужине! Ну, конечно, я же съела двойную порцию, что для меня совсем не свойственно! Поднимаясь с кровати, я увидела возле своей подушки горы всяких таблеток, которые оставляли все, кто услышал, что мне плохо. Чего там только не было! Мне было очень приятно, что никто не остался равнодушным.

Мы пошли в душевые, налили воды в бутылку и ели ложками лекарство, как мороженное. Не то, чтобы оно было вкусным, скорее безвкусным, просто я была в панике, мне вовсе не хотело болеть. Не прошло и часа, как я почувствовала себя намного лучше. Думала провести вечер в тишине и спокойствии, просмотреть список вещей, которые еще не упаковала. В общем, не торопясь, насладиться предпоследним вечером в этом удивительном месте. Вдруг появилась Ева и напомнила, что сегодня для нас последний вечер в Oyak, и мы просто не имеем права его пропустить! Как я вообще посмела об этом забыть?!

Мы пошли в Оyak, где, по случаю приближающегося отъезда, собралось много людей. Просили не шуметь. Но, как ни крути, когда в каждом уголке кто-то тихо наигрывал на гитаре, и так же тихо напевал, получался гул голосов. Конечно, это уже был не тот Oyak, в котором мы провели незабываемый вечер второго дня. Уже тогда было понятно, что так, как было раньше, не будет. Все когда-нибудь бывает в первый и последний раз. Хорошо, если ты замечаешь такие моменты вовремя.

И в тот вечер я осознала, что это именно такой момент. Я в Taizé, в Oyak, слушаю гитаристов-албанцев, потом иду по аллее, мимо церкви, захожу в нее, там тихо, умиротворенно, горят свечи. Я уверена, что так было каждый поздний вечер. Так было до моего приезда в Taizé, так есть во время моего пребывания здесь, и так будет после моего отъезда. Так будет всегда. Но мои чувства разделились на то, каким был Taizé во времена брата Роже, и каким станет после него. Почему я ощутила этот момент так остро? Я была в Taizé во времена брата Роже и оставалась в нем вплоть до того момента, как появился Taizé после брата Роже. Да, именно так. Taizé стал ни лучше и не хуже. Просто стал другим. Вот так же и я почувствовала перемены в себе. Увидела себя до приезда, и после. И рада была этой  перемене.

А еще это была последняя ночь в Taizé.

 День седьмой. 20 августа, 2005

Я тебя никогда не забуду…

После завтрака мы начали планировать покупки, которые можно сделать в Корматене, снова перебирать вещи, уже впихивая их в чемоданы. Я пошла в Exposition за открытками, сделанными в Taizé. Люблю этот магазин, все в нем гармонично. Греет мысль, что каждая вещь сделана братьями, а потому уникальна. Я купила медальончик с символом христианства – рыбкой. Во вкладыше было написано: «В Тебе источник жизни». Мне было приятно увезти с собой частичку этого прекрасного места. Еще я купила несколько открыток с видами Taizé, замечательные фотографии.

А потом вдруг накатило: неужели сегодня мы уедем из Taizé?! Неужели уже сегодня вечером?! А вдруг это навсегда? Вдруг я сюда больше не вернусь? А если и вернусь, то уже не будет так, как раньше.

Никто не ждал приезда в Taizé так, как я или Ева, точно так же ни одна из нас не хотела отсюда уезжать. Мне вспоминаются слова парня, который был в Taizé в следующем году, так же как и мы. Он был из другого автобуса и его группа уезжала из Taizé в субботу вечером (в отличии от нас, которые впервые уехали в воскресенье утром). Несколько человек пришли проводить их, и он, в порыве чувств, сказал: «Вы не представляете, как я вам завидую! У вас еще целая ночь в Taizé!». Это было так трогательно. Я готова была стать волонтером, только бы еще хоть пару недель побыть там.

Пришла Ева, подсела ко мне на ступеньки:

– Ты уже собралась? – спросила я.

– Почти. Нужно еще вина купить, мне мама целый список написала.

– Мне моя мама списков не писала, но вино из Франции привезти надо! Когда пойдем?

– Давай сразу после обеда.

– Ок. А что с митингом? Ты пойдешь?

– Да, у нас что-то вроде последней встречи, будем обмениваться адресами и т.д.

– Будешь писать письма в Румынию?

– Слезные! Да, разогналась и еще раз написала! Обойдется!

Ева сказала, что не будет писать, чтобы там ни было, но как только мы вернулись, первая накатала ни к чему не обязывающее послание. Небольшое, но емкое… Краткость – сестра таланта!

После митинга, ближе к обеду, я шла к ребятам, чтобы предложить сходить за вином всем вместе. По дороге вдруг увидела Алекса. Мы обменялись приветствиями, и, взглянув на него, мне показалось, что он грустнее обычного. Как бы не так!

А в комнате наших ребят сборы шли по полной! Чемоданы стояли среди мусора, который они не торопились собирать. Но больше всего меня привлек огромный пакет, набитый всякой всячиной: крекеры, сухарики, пакетированный кофе и много-много сухих завтраков, супов, пюре и т.д. В общем, одни полуфабрикаты.

– Угадай для кого это! – Начал Никита, заговорщицки глядя на меня.

– Так вы не собираетесь брать эту пузатую скатерть-самобранку в автобус?

– Ты, что?! Издеваешься?!

– Нет, ну что ты! Мы же не в Париж-Амстердам-Хемниц едем, а сразу домой! Вдруг вы сольете все деньги завтра, в Париже, или, что более вероятно, в Амстердаме?

 На Амстердам наши ребята возлагали огромные надежды!

– Где бы мы их не слили (особенно в Амстердаме), я больше эту гадость есть не буду! – категорически заявил Женя.

– Аналогично! – подтвердил Никита. – Так вот, ты не дослушала! Это для следующего заезда! – он стоял в позе человека, который произнес нечто гениальное, после чего все должны были зааплодировать! – Мы же паломники, должны заботиться о ближних!

– Я всегда знала, что вы добрые, щедрые и благородные парни! Даже о незнакомых людях успели позаботиться! Неделя в Taizé пошла вам на пользу, особенно тебе, детка! – Все это я говорила с иронией, к которой Никита уже привык, а иногда даже мне подыгрывал. Но, мне кажется, что на самом деле, ему это нравилось.

– А то!

Мы стояли возле этого пакета с «гуманитарной помощью», когда я получила sms от Евы, в котором сообщалось, что она идет за вином уже не со мной и спрашивает, что  купить для меня. Я, конечно же, рада была, что никуда идти не надо, но с кем она шла – для меня было загадкой. На кого это она меня променяла?! Это мог быть только один человек, иначе бы я просто обиделась.

Не прошло и минуты, как она появилась в дверях и уставилась сначала на нас, а потом  медленно перевела взгляд на объект, которым мы любовались:

– Сухой паек? Поделитесь с нами? – Ева была в настроении. – А то за неделю я отвыкла от этих «деликатесов».

– А с кем это ты собралась за вином? – пропуская ее вопрос, я задала свой.

– Угадай!

И тут, за ее спиной, в дверном проеме, я увидела Алекса! И не только я, все как-то инстинктивно потянулись к двери. А Ева была в состоянии эйфории!

– Ты как раз не хотела идти за вином, так что есть возможность сделать заказ с доставкой.

– С иностранным курьером?

– А то!

– Так я чаевые оставлю этому красавчику! Возьми что-то на свое усмотрение. Белое и красное, ок?

– Не вопрос!

– Он не надорвется, а?

– Он  еще не знает, сколько я обычно везу «сувениров», – хихикала Ева, – сам предложил.

– Ты тоже добрая девочка, прям как наши ребята!

Парни нас рассеянно слушали, не особо вникая в новый поворот событий. После чего снова столпились возле пакета с едой. Я подошла к Еве.

– И все-таки, с какой радости Алекс идет с тобой?

– А представь, как я удивилась! Я уже собралась идти за тобой, как встретила его по дороге. Он спросил, куда я иду, и предложил составить мне компанию, так как его подружка (как ты любишь говорить) осталась со своей сестрой, которая приболела.

– Да что с вами сегодня?! И она туда же! Добрая девочка!

– Еще бы! Просто приступ неслыханной щедрости! Так что, я ухожу, а то он ждет там…

– «Он ждет там…». Так не привычно!

– Скоро увидимся! Да, кстати, что это за мешок с сухарями? Они это серьезно?

– А прикольно, да? – Мы стояли в дверях, глядели на этот пакет и хихикали. – Они подготовили это к приезду новых паломников. Представляешь?!

– Переварю по дороге… – сказала Ева, еле сдерживая смех. – «You my Wonderwall…», – напевая, она вышла.

Как только украинско-румынская парочка удалилась, парни начали задавать логичные вопросы:

– А кто это?

– Это тот румын?

– Куда они пошли?

– Между ними, правда, что-то есть?

Глядя на них, я понимала, что могла сказать все, что угодно и они бы всему поверили.

Например:

– Это же Алекс! Помните, тот румын, из группы Евы и Даши. Ева ему очень понравилась, он расстался со своей девушкой и, как видите, они теперь вместе!

Или так:

– Бывает же такое! Чтобы за неделю два человека из разных стран, влюбились друг в друга и, преодолев мелкие препятствия, теперь вместе. Правда, они пока не решили, как же дальше быть… Ну, мы ведь уезжаем вечером, а у них все серьезно…

Или правду:

– Да вы и так все знаете. Это тот самый Алекс, Еве он очень нравится, да и она ему нравится, вы же сами видите. Только он из Румынии и у него есть девушка, которая тоже здесь. Но, не смотря на это, они сейчас ушли вместе, чтобы хоть пару часов побыть вместе. А вечером мы уезжаем…

– Упс! Мы же уезжаем сегодня, мне нужно вещи собрать! Еще увидимся! – сказала я.

И ушла.

Время близилось к обеду. Погода была солнечная и ветреная. Настроение было грустное и волнующее. Я сложила почти все вещи, раздумывая куда бы сунуть вино, которое еще не прибыло. А ведь для него уже не было места. Хотя, если завернуть его в спальник… И, присев на чемодан, попытаться закрыть его… Да, пожалуй, этот вариант всегда срабатывает безотказно!

Как же мне не хотелось уезжать!

А тем временем, в Корматене…

Ева и Алекс, не изменяя своей маленькой традиции, переливали из пустого в порожнее.  Я уже и не помню, о чем они могли разговаривать, это было уже не важно. Мало что могло измениться. Но хорошо помню рассказ Евы о том, как они зашли в ювелирный магазинчик. И было бы логичным, если бы это была идея девушки, но инициатором был Алекс. Ему, видите ли, нужно было купить подарок для своей девушки…

 – Браслет для нее?! – я была ошарашена.

Недолго думая (собственно, для чего думать?!) он предложил своей спутнице примерять тот самый браслет.

– Попросил примерять?! Он в своем уме?!

В итоге, Алек и Ева сделали покупки и вернулись в Taizé на такси, так как покупки Евы, в соответствии с моими прогнозами, были неподъемны.

 – Да уж… Ну и прогулочка тебе перепала, – подытожила я, – лучше бы пошел «зубы чистить».

– И не говори… Знаешь, единственное, что меня преследует после с этой прогулки, так это скрип его кедов, – задумчиво подытожила Ева.

– Скрип кедов? Ты слышала скрип его кедов?!

– Ну, да! Когда мы шли в Корматен, я не могла понять, что это за звук такой, а потом обратила внимание на кеды.

– Это ж как нужно было молчать, чтобы слышать скрип кедов?!

– Даже кеды не смогли сдержаться, чтобы не нарушить тишину!

– Я рада, что ты именно это запомнила во время вашего «рандеву». Забудь о браслете, было бы хуже, если бы он его тебе подарил.

– Было бы странно…

– Было бы никак… И его забудь. Постарайся, по крайней мере… Я взяла ice tea во время полдника, хочешь?

– С удовольствием! Ice tea буду с удовольствием. А с другой твоей просьбой будет сложнее. Я даже стараться не буду. Бесполезно.

А то я не знаю…      

Как же быстро пролетело время!

Мы шли в церковь, на субботнюю вечернюю молитву, когда паломникам раздавали свечи. Мы должны были зажечь их в конце молитвы. Так было каждую субботу, когда истекала неделя пребывания паломников в Taizé. А в эту субботу был еще и юбилей -  Taizé исполнилось 65 лет. И к огромной скорби, этот праздник был необратимо омрачен гибелью брата Роже.  Уже который день место основателя монастыря пустовало. И мы больше не слышали его голоса во время молитвы. Старческого, теплого доброго голоса.

Теперь братья должны продолжить миссию брата Роже и стараться делать так, чтобы его голос и дальше звучал в душах паломников, которые из года в год приезжают в Taizé, чтобы научиться помогать себе. Потом уже – научить других. Ведь в каждом из нас заложено много хорошего, и это  нельзя прятать, стыдиться его, пытаться им пренебречь. И мы ездим сюда, остаемся, возвращаемся. И многие из нас будут делать так до тех пор, пока  не примут простую истину: каждый нуждается в том, чтобы постичь себя, и каждый должен прийти к этому самостоятельно.

Чем ближе я подходила к церкви, тем сильнее хотелось запомнить все, что было вокруг: звон, оповещающий о начале молитвы, аллею, бревна, на которых мы сидели, церковь, людей, идущих к ней с разных сторон, волонтеров, держащих таблички с надписью «Тишина» на разных языках, закат солнца. Я даже помню, как вошла в церковь, машинально взяла песенник и накидку на плечи, несмотря на то, что была тепло одета. Волонтеры раздавали свечи. Я смотрела на все, что можно было охватить взором: алтарь со свечами, алые ткани, братья, сидящие перед алтарем, паломники, рассаживающиеся на полу или на скамьях. Это было  самое любимое мною время молитвы – вечер.  Вечером  в Taizé, я могла увидеть прожитий день. Во время тишины посередине молитвы  я проживала его еще раз, видела со стороны. Я могла порадоваться за себя или же, наоборот – испытать грусть или досаду. Но именно там, в Taizé, не припомню, чтобы мне было стыдно, не припомню никакого поступка, о котором  мне пришлось бы  сожалеть.

Пропели «Аллилуйя».  Временами мне хотелось вечером скорее попасть в Oyak, но только не в тот день. Я жалела, что редко приходила на вечернюю молитву.  Больше всего на свете мне хотелось вернуть те вечера, которые я беспечно  прогуливала. Я поняла, что такого не будет в Киеве, мне просто негде будет помолчать среди двух тысяч людей. Так не умеют нигде.  Я была очень взволнована и просто слушала голоса других паломников, я хотела запомнить их, и как можно дольше хранить в памяти.  Вконце молитвы в первых рядах начали зажигать свечи. Люди оборачивались друг к другу и раздавали огонь от своих свечей другим.  Ряд за рядом  церковь начала освещаться ярким светом. Позади нас открыли большие двери, за которыми пылал закат. Это было очень красиво. 

Мало-помалу, люди начали расходиться. Я  несла песенник и накидку, когда увидела  Алекса, идущего к выходу, где уже стояла Ева. Они вышли вместе. Я же осталась стоять у входа, глядя внутрь.  Снова хотелось запомнить все, что там было: братьев, которые все еще сидели перед алтарем, людей, сидящих на полу, некоторые из них не торопились уходить.  Нахлынула грусть. Я не плакала, хотя глаза были наполнены слезами, ведь я понимала, что это в последний раз.

Наш автобус уже стоял на паркинге, водители загружали чемоданы. Тут я спохватилась, ведь мои чемоданы все еще стояли возле моей кровати! Чемодан Евы, набитый вином, уже давно был в автобусе. К счастью, появился Сашка и сразу же предложил свою помощь. Я вернулась в домик, чтобы проверить не забыла ли чего. Хотя, что я могла там забыть, два дня упаковывая вещи? Мне казалось, что я должна как-то проститься с этим местом, но не знала как.  Я просто смотрела вглубь комнаты и понимала, что она абсолютно пуста, что уже завтра в ней  будут жить другие люди.

 Я стояла в комнате и понимала, что  уже сегодня я не приду ночевать в эти стены, не лягу в эту кровать. И уже сейчас я выйду,  неторопливо взгляну через плечо в сторону улицы, где впервые жила, приехав в Taizé, поверну налево и пойду по аллее, провожая взглядом тентовый городок справа, деревянную церковь слева. За автобусной парковкой стоит Oyak. Я обойду его по кругу: маленький магазинчик, где мы покупали мороженое днем, а вечером – красное вино, автоматы с водой, лавочки, на которых сидели гитаристы. Вернусь обратно, пройду между круглыми столиками и подойду к автобусу…

А там было уже полно народу. Ко мне стремительно подошла до ужаса взволнованная Ева и быстро увела меня в сторону. Она была в полном смятении, и поэтому я сразу  спросила:

– Что успело произойти за эти полчаса, которые мы не виделись?

 А случилось нечто такое, что я видела только в кино, и мне было как-то неуместно смешно, даже сложно было поверить в то, что произошло.

– После молитвы я хотела отнести песенник  и пойти к автобусу, – начала Ева.

– Помню, Ева! Это было полчаса назад!  И я видела, как ты подошла к Алексу, поэтому решила не идти за тобой. Я же правильно сделала?

– А то!

– И о чем вы говорили?

– Я сказала, что уже уезжаю, он предложил провести, я согласилась. В этот момент к нам подошла, ну ты знаешь кто.

– Заметила, что вот уже почти неделю ее парень странно себя ведет?

– А-ха-ха! Наверно! Сколько же можно закрывать на это глаза?

– И? Устроила ему сцену ревности?

– Даже если так, то это уже не важно (я, собственно, не понимаю румынский). В общем, она попросила оставить их наедине. Я медленным шагом направилась к автобусу, но слышала, что разговаривали они довольно эмоционально. Он догнал меня метров через 200.

– От церкви до автобуса 200 метров? Ты, наверное, делала очень маленькие шаги, чтобы дать ему возможность все-таки догнать тебя?

– Ну, у меня была такая мысль!

– Горжусь тобой, детка!

– Спасибо!

Мне сложно было поверить в то, что она собиралась сказать, а ведь я точно знала, что она скажет через минуту:

– Ева, не томи!

– Извини, я просто так волнуюсь… Так, значит, я спросила: «Everything is ok?», так как он выглядел мрачновато. Он ответил (внимание: барабанная дробь!!!): «I’ve just broke up with…».

– O, my God!!! It’s impossible!!! – Я же предупреждала, что это будет сенсационно!!! Хотя, сама не могла в это поверить. Было и смешно, и плакать хотелось.

–      Да я сама в шоке! Я машинально спросила: «Why?»!

–      Ну, ты даешь! Нет, не так: ты, мягко говоря, недогадливая!

–      На автомате! И сразу же спохватилась: «Sorry. It’s not my business».

–      В последнее время ты меня удивляешь.

–      В последнее время, я сама себе удивляюсь.

–      Мне надо переварить это… А дальше? Что дальше?

– Дальше мы шли молча. Довольно длинная пауза получилась, но я понятия не имела, о чем вообще можно говорить после такой новости!

– Ну да.

А ведь она прекрасно поняла, о чем я ее спрашивала. Правда, ответила она потом, когда мы уже ехали. А тогда она оставила сумку в автобусе и попросила позвать ее за пару минут до отправления, мол, буду рядом, в радиусе 30 метров. Они с Алексом сидели, болтали…

– О чем болтали? О превратностях судьбы?

– Да о чем попало. Напульсниками обменялись.

– Потрясающе!

– Ну, хоть что-то.

– И то правда.

– А где он, кстати?

– Так кто-то ляпнул, что мы уже уезжаем, и он ушел.

– Чистить зубы?

– Как обычно… Вообще, он как бы хотел меня обнять на прощанье… Но как-то странно получилось. Может, не только обнять, но я этого не поняла…

– И?

– Я как-то отклонилась… Даже не знаю как это получилось…

– Он хотел тебя поцеловать, а ты ОТКЛОНИЛАСЬ?!?!

– Наверное, да.

Я знаю, что она очень долго жалела об этом. Мне хотелось бы как-то приукрасить этот момент, такой долгожданный и вымученный. Но было именно так, как было. Вспомнила «Гордость и предубеждение», - ждешь поцелуя мистера Дарси и Элизабет, а его все нет и нет. Но у них-то был happy end.

Я бы очень хотела, чтобы в жизни Евы и Алекса был happy end, у каждого свой, разумеется, но чтобы он обязательно был.

Уже стемнело, и большинство ребят, уезжавших на следующий день, шли в Oyak, насладиться последним вечером. Как я им завидовала! Как же мне хотелось остаться там! До Oyak просто рукой подать! Я стояла рядом, но уже не могла ощутить свое присутствие там, откуда раздавались звуки гитары, и стоял уже такой привычный и родной гул  языков. И я очень хотела, чтобы они, так же, как несколько дней назад, жужжали возле меня. Этот прекрасный поток европейских языков! Это было тяжелое расставанье. Два года назад я уезжала из Taizé абсолютно счастливой, согретой  воспоминаниями о своей первой самостоятельной поездке во Францию. В этом же году я будто оставляла там частичку себя. А мимо  шли десятки людей, заходили в магазин за вином, доставали гитары … И уже завтра вечером здесь будут другие паломники. Будут ли они любить Taizé так, как я? 

Меня отвлек Никита, который начал знакомить меня с какими-то парнями , которые  пришли нас проводить. Я смотрела на них, но ничего не видела. Даже не пыталась изобразить вежливую улыбку. А он был так весел, что мне стало неприятно. На фоне нашего отъезда у него было отличнейшее настроение. И не стыдно! Он  же знал, как я люблю Taizé, и нахально радовался нашему отъезду. Мне хотелось хорошенько ему двинуть.

Стараясь не оглядываться, я быстро зашла в автобус и заняла свое место. На улице уже совсем стемнело, только Oyak был полон жизни. Как же им повезло: они проведут здесь еще целую ночь!

А тем временем, все посмотрели на своих соседей, все отозвались, и автобус медленно двинулся в направлении Парижа.

Что я увозила с собой? Целый багаж воспоминаний, совершенно новые эмоции и что-то очень важное для меня. Нет, я не изменилась, не стала другой. Добавилась уверенность, внутреннее умиротворение, я еще больше повзрослела. Да, так бывает.

Я вспоминала все, что произошло по дороге в Taizé и то, что было до сегодняшнего отъезда. Много знакомств с новыми людьми, имена которых я тщетно пыталась запомнить и каждый раз у кого-то переспрашивала; хорошая компания, с которой мы провели не один день. Много радости, музыки, романтических прогулок, задушевных разговоров. Ранние завтраки, прогулки в замок, чтение книг, вечерние молитвы, танцы в Oyak. И брат Роже. После трагического вечера его гибели, каждый взгляд на церковь был полон грусти. Ведь все, чем есть Taizé, неразрывно связано с ним, основателем общины.

Полночи я слушала музыку, Eagle Eye Cherry. «Save Tonight»:

     Save tonight
         Fight the break of dawn
         Come tomorrow
         Tomorrow I'll be gone…

 «Ночь, спаси, задержи рассвет. В завтрашнем дне меня с тобою нет». Более красноречиво и не скажешь.

Taizé -  источник чего-то очень доброго и светлого. Один из главных героев  моей жизни.

Taizé, я никогда тебя не забуду...